Риск, борьба, любовь

На носу у старика выступили капельки пота, свидетельствующие о том, что он нервничает.

— Давай-ка пройдемся, — предложил он. И мы вышли в фойе.

— А ваш товарищ не будет вас искать? — поинтересовался я.

— Пусть ищет, — махнул рукой Афанасьев. — Наш разговор его не касается. И вообще будь с ним поосторожнее.

При этих словах я насторожился: гость начинал свою игру.

— Мы оба с тобой артисты, — с пафосом произнес он. — Я — в прошлом, ты — в настоящем. Было время, когда и я тоже был молод и силен. Женщины меня на руках носили. — И он поднял руки, словно держал ребенка.

«Вот почему ты такой поношенный!» — подавив улыбку, подумал я. Поднял глаза и увидел, как внимательно Афанасьев следит из-под бровей за моей реакцией. Заметив, что я смотрю на него, он отвел взгляд и вновь заговорил:

— Жизнь такая штука, что не каждый может понять ее суть. И далеко не каждому дано достичь того, чего он хочет. И чего он стоит. — Старик сделал многозначительную паузу. — Даже очень способные люди могут не пробиться в жизни. Все зависит от того, сориентируется человек вовремя или нет.

Я не перебивал, стараясь вникнуть в тайный смысл этой сомнительной речи.

— Понимаешь, — Афанасьев решил прямо перейти к делу, — вот мы приехали и посмотрели на твои успехи. Ты, может быть, не знаешь, что вокруг тебя и твоей работы плетется в кулуарах всякая всячина. Это все, конечно, мерзко и глупо. Но люди есть люди. Многие тебе завидуют.

— Но чему? — не выдержал я.

— Чему завидовать? — Скажешь, нечему завидовать? — хитро спросил Афанасьев. — Да хотя бы тому, что ты молод, а уже получил возможность создавать аттракцион. Другие всю свою жизнь этого добиться не могут. Я молча кивнул, хотя прекрасно понимал, кто мешает этим «другим». Но я уже устал от бесполезной борьбы, от бесконечных помех и проволочек. И решил не строить из себя героя.

А Афанасьев между тем продолжал:

— Ты знаешь, что я приехал не просто прогуляться, а посмотреть, сделать заключение. И главное, — он опять выдержал долгую паузу, — решить твою судьбу.

— Знаю! — сказал я твердо и передернул плечами. — Только не мою судьбу, а судьбу аттракциона.

Старик достал носовой платок и медленно вытер руки и лоб.

— Вот смотрю я на тебя, — тон его стал мягким, отеческим, — и вспоминаю свою молодость. Ты разбередил мне душу. И я очень хочу помочь тебе. Я же вижу твою хватку. — И Афанасьев похлопал меня по плечу. — Ты будешь отличным дрессировщиком. Но самому тебе не справиться. Тебе должен помочь мудрый и опытный человек. Это твое дело, кого пригласить на помощь. Тебе решать.

И он сделал очередную паузу. Я отлично понял, для чего она сделана, и ответил:

— Вероятно, я должен выбрать вас?

Афанасьев перевел дух. Он явно не ожидал, что я соглашусь сразу, но теперь, когда разговор складывался так, как ему хотелось, заговорил увереннее:

— Мы с тобой должны всех поразить! — Старик сжал кулак и так резко опустил его, словно придавил кого-то. В глазах его мелькнул властный огонек. — Мы должны стать первыми, ведь и я, и ты привыкли быть первыми.

— Естественно, — согласился я, проглотив это наглое «мы».

Афанасьев вновь стал ласковым:

— Я, кстати, помню тебя еще вот таким, — он показал рукой. — Мать с отцом сажали тебя в перевернутую табуретку, а сами репетировали. Да-а-а, было время…

Внезапно от слезливой сентиментальности он резко перешел к деловому тону:

— У меня, как ты знаешь, неприятности. Ты тоже в затруднительном положении. Многие хотят твоей гибели. Поверь мне, этого хотят не один там или два каких-нибудь типа, а многие, — он поднял палец, — весьма авторитетные люди.

Наивно захлопав глазами, чем живо напомнил самому себе Иониса, я доверчиво спросил:

— Но почему, Борис Эдуардович? Разве я живу не в советской стране, где нет места конкуренции? Разве моя работа не на пользу нашему цирку? Ведь создание аттракциона — это не лично мое, а общее дело!

Афанасьев посмотрел на меня как на ребенка и улыбнулся.

— Не горячись! Молодо — зелено! То, что ты говоришь, — правда. Почти правда. Но правда бывает разная, и правдой не всегда пробьешь путь к намеченной цели.

— Но правда есть правда! — горячо возразил я. — За нее люди жизнь отдавали!

— Да оставь ты этот задор, — устало отмахнулся мой собеседник, — не на комсомольском собрании. Ты хоть понимаешь, с какой силой тебе придется бороться? Тебя, к сожалению, не любят нужные люди.

Я было вскинулся.

— Не понимаешь, — продолжал Афанасьев, словно не замечая моего возмущения. — А я понимаю и хочу тебе помочь. Тебе сейчас нужно славировать, — он сделал змееобразное движение кистью, — применить, так сказать, тактику и стратегию. Обойти подводные рифы. Никто тебе в глаза не скажет, что о тебе думает, а за гла-а-а-за! — Старик театрально помотал головой. — Тебе устроят, что ты еще Бог знает сколько будешь сидеть со своим невыпущенным аттракционом, пока не заглохнешь.

«Вот она, другая сторона жизни, — подумал я. — Та, которую я не знал и не хотел знать. Вот он передо мной — прохиндей, мудрец, хозяин этой жизни, создающий трудности, чтобы успешно их преодолевать!»