Рискнуть и победить (Убить демократа)

Открытие Балтийского клуба, на котором были оглашены приветственные телеграммы президента России и канцлера Германии, было отмечено строкой-двумя в вечерних новостях и на страницах утренних газет. И в тот же день всех журналистов как корова языком слизнула. Лишь одна съемочная группа Кельнского телевидения трудилась с необычной старательностью, записывая все выступления подряд. Это сообщало заседаниям клуба хоть какую-то значительность, заставляло выступавших говорить убедительней, доказательней. Каждый понимал: говорит для истории.

Непонятно, правда, для какой, но все равно — не в пустоту равнодушного зала, а на пленку, для вечности.

Никто, конечно, и знать не мог, что эту пленку просматривает всего один человек — президент Коммерческого аналитического центра господин Блюмберг. Да и просматривает в основном на скорости, лишь изредка останавливая мелькание видеоряда, чтобы прослушать заинтересовавшую его фразу.

Уже после первого дня заседаний это занятие можно было с чистой совестью прекратить, потому что картина прорисовывалась предельно ясная — даже и не для такого опытного аналитика, каким был Блюмберг.

Разыгрывалась «балтийская карта». Предоставив независимость прибалтийским республикам, Москва неожиданно для себя обнаружила, что осталась практически без выхода в Балтику. Ленинградский порт и порт города К. — вот и все, что сохранилось от некогда прорубленного Петром Первым окна в Европу. Две маленькие форточки. Основной поток грузооборота приняли на себя гораздо более выгодно расположенные и технически лучше оснащенные порты Таллина, Риги, Вентспилса, Лиепаи. Москва использовала ежегодный съезд Балтийского клуба, чтобы предъявить свои претензии конкурентам. Она хотела иметь свою долю в мощном балтийском товаропотоке, который давал жизнь всей Северной Европе еще со средних веков. Но аргументы ее были ничтожны. Их практически не было. Все они были на уровне детсадовских разборок: вот мы вам независимость дали, а вы… Западные партнеры, перевозчики из Германии и Скандинавии, заняли нейтральную позицию: мы не занимаемся политикой, мы занимаемся бизнесом. Мы будем работать с теми партнерами, условия которых нас больше устроят. А тут и Польша попыталась всунуться со своим малым каботажем, чем вообще перемешала все карты и превратила Балтийский клуб в нечто вроде международной туристической ярмарки.

Ощутив, вероятно, бесперспективность замысла, вице-премьер Шишковец уехал в Гейдельберг, где училась его дочь, а российскую делегацию возглавил министр морского транспорта. Кроме него в российскую делегацию входили еще четыре эксперта и две переводчицы.

Всех их Блюмберг хорошо знал: рассматривал в разных ракурсах и на пленке, и в зале из ложи прессы, где он первые три дня появлялся в своем сером костюме, цилиндре и в перчатках, вызывая удивленно-настороженные взгляды участников Балтийского клуба. Глава российской делегации и переводчицы Блюмберга не интересовали, трое экспертов тоже, а вот четвертый интересовал — и очень.

Настолько, что Блюмберг приказал отснять телекамерой целую пленку о нем и дважды внимательно ее просмотрел, ни разу не ускорив изображения.

На пленке был высокий, сутуловатый человек лет шестидесяти, с плоским голым черепом, с крупным носом с горбинкой, с властным хмурым лицом. При этом чувствовалось, что властность его не показная, а сидящая где-то в самой глубине его натуры. Внешне же он выглядел скромно одетым пожилым человеком среднего достатка, предупредительным, внимательным к собеседнику, немногословным и благодарным слушателем.

И все-таки эту властность было не скрыть. Она проявлялась в любой мелочи: в нетерпеливом взгляде, который он бросал на кого-либо из членов делегации, когда человек медлил с ответом или слишком долго искал нужные ему документы, в полном выпадении из зоны его внимания водителя и консульских охранников, которые сопровождали делегацию, — они для него просто не существовали как физические объекты. Мало кто решался подойти к нему с каким-либо вопросом, когда он сидел задумавшись в своем кресле. И в этой самоценности его раздумий тоже была властность, пропитавшая всю суть этого человека. В обращении с министром транспорта, официальным руководителем делегации, он был вежлив и прилично почтителен, но у того волосы прилипали ко лбу, когда ему приходилось о чем-либо долго говорить с этим жилистым стариком, а поговорив, он отходил в сторону с видимым облегчением.

* * *

Профессор — так обращались к нему все члены российской делегации.

* * *