Рискнуть и победить (Убить демократа)

— Я не до конца ответил на ваш вопрос, — проговорил Мазур, аккуратно погасив окурок в пепельнице. — То, что наша экономическая программа гораздо сложней, чем я ее излагал, это лишь часть ответа. Важней другое. Мы намеренно не хотим ее упрощать. Безнравственно заигрывать с простым народом. Кухарка не может управлять государством. Это уже поняли. Но не до конца. Все еще жива иллюзия, что вот придет тот, кто все знает. Не придет. Потому что его нет. Экономика больна. Болезнь тяжелая, с множеством осложнений. Только шарлатан может сказать, что он знает, как вылечить эту болезнь. Мы не знаем. И честно об этом говорим.

Мы знаем лишь подходы к лечению… Сто пятьдесят метров разрыва.

Сто.

— Но чтобы эти подходы реализовать… Пятьдесят.

…Боковое стекло «понтиака» опустилось. Высунулся локоть в черном кожане. Потом плечо. Сейчас и ствол появится, если я хоть что-нибудь понимаю в жизни.

Двадцать.

— Держитесь!

Я дал по тормозам. И тут же по газу. «Пассат» запнулся и рванул вперед.

«Понтиак» вильнул, но в кювет не вылетел, надежду на что я лелеял в глубине души. Лишь встал поперек дороги. И ни одной машины навстречу. Такая жалость.

Одно утешало: за рулем был не Михаэль Шумахер. Явно не Шумахер. Как, кстати сказать, и за рулем «чероки».

У «понтиака» так крутанулись передние ведущие, что задымилась резина. Разрыв пошел нарастать. Ненадолго, но все-таки.

— С такими подходами вы никогда не станете губернатором, — заметил я. — А ваш главный «яблочник» — президентом России.

— Станем. Когда люди объедятся простыми решениями. Сейчас для нас гораздо важней укрепить позиции в законодательной ветви. Потому что пока не созданы макроэкономические предпосылки… Далеко впереди появилась какая-то каракатица. Самоходный комбайн с высокой будкой. Льноуборочный. Здесь, видно, тоже лен выращивают, как и в наших краях.

Он трюхал, приподняв над дорогой жатку и теребилку, заняв ими всю проезжую часть, Похоже, это был мой единственный шанс. Я сбросил скорость. «Понтиак» стремительно приближался. Мазур оглянулся и спросил:

— Что это за автомобиль?

— Спортивный «понтиак». Восемь цилиндров. Четыреста лошадиных сил.

— Быстрая машина, — оценил Мазур.

— Пригнитесь. И держитесь покрепче. Вовремя я это сказал. В заднем стекле появилась дырка. Пуля застряла в обшивке потолка. И снова: дзинь — шмяк. Из чего же он, сволочь, лупит? Не ПМ. И не ТТ. Начальная скорость пули будь здоров.

Иначе триплекс осыпался бы, а тут стоит себе, только сквознячок загулял по салону.

«Понтиак» пошел на обгон. Запас скорости у него был приличный. Но и у меня было кое-что в резерве. Снова грохнуло. Уже слева, почти в упор. И еще. Сука. Я только успевал пригибаться. Боковые стекла «пассата» тоже заискрились пробоинами. Водилу «понтиака» эта пальба наверняка отвлекала. Ну как, интересно же, блин.

Сто шестьдесят.

Сто шестьдесят пять.

Комбайн стремительно вырастал в размерах. Я до упора всадил педаль газа в пол и начал отжимать «понтиак» влево.

Сто семьдесят.

Водила «понтиака» быстро все понял. Но поздно. Рывка у него уже не было, а отстать я ему не дал. Он крутанул руль вправо. Заскрежетало железо о железо.

Нет, не Шумахер.

Быстрая машина «понтиак». Но легкая.

…— Можете подняться, — сказал я Мазуру.

— А где «понтиак»? — спросил он.

— Сейчас посмотрим.

Я развернул «пассат» и погнал к городу. «Понтиак» был где надо. Под комбайном.

Крышу ему начисто срезало. Ножами жатки. И не только крышу. А комбайнер даже не успел вылезти из своей будки. Верней, пытался, но не мог. От удара будку перекосило и заклинило дверцу.

Я обогнул комбайн, не снижая скорости.

— Вернитесь! — запротестовал Мазур. — Им, возможно, нужна помощь!

— Им уже не нужна. А вам в семнадцать двадцать выходить в эфир.

— Мы обязаны немедленно сообщить милиции!

— О чем? — спросил я.

— О том, что видели!

— А что вы видели?

— Я слышал выстрелы!

— Серьезно? А я не слышал. Значит, вы твердо намерены призвать своих избирателей голосовать «против всех»? Вас не останавливает, что это откроет путь в губернаторы Антонюку?

— На все вопросы я отвечу в передаче, — сухо сказал Мазур.

— С интересом послушаю.

Он некоторое время молчал, потом спросил:

— После передачи мы снова поедем, как вы это называете, кататься?

— Нет. После передачи вам уже ничего не будет грозить.

— Вы полагаете, мне что-то грозило?

Достал он меня своими «полагаете». Поэтому я ответил резче, чем, наверное, следовало:

— А вы полагаете — нет?

— Что? — спросил Мазур.

— Это уже неважно.

— Я предпочел бы более конкретный ответ.

— Вас могли изолировать. В лучшем случае — до конца выборов.

— А в худшем?

Я промолчал.

* * *

Мы снова въехали в вековую липовую аллею, которыми были обсажены все загородные шоссе.

Машин стало больше. Я пристроился в правом ряду, а сам все посматривал налево. А вот и трейлер — «ситроен» с двадцатиметровым изотермическим кузовом. А вот и гаишник оформляет аварию. А вот и водила с напарником чешут репы, разглядывая лужу тосола, вылившегося из разбитого радиатора «чероки».

Мазур не обратил на это внимания — был слишком погружен в раздумья.

— У вас больное воображение, — сказал наконец он.