Рискованный флирт

От чего в настоящее время проклятие рода Баллистеров приходил в ужас, так это от брачной ночи.

Слишком поздно он понял свою ошибку.

Да, он знал, что Джессика – девственница. Как можно забыть, если в этом состояла самая чудовищная особенность ситуации: один из величайших дебоширов Европы потерял голову от страсти к жалкой английской старой деве.

Дейн знал, что она девственница, как знал, что ее глаза имеют цвет дартмурского тумана и так же изменчивы, как атмосфера этих предательских просторов. Знал так же хорошо, как то, что ее волосы – шелковистый черный янтарь, а кожа – бархат. Он это знал, и ему это было приятно, когда они стояли перед священником. На ней было серебристо-голубое платье, щечки нежно розовели, и она была не только самой красивой девушкой, которую он когда-либо видел, но и самой чистой. Он знал, что ни один мужчина не обладал ею, она была его, и только его.

Он также знал, что будет с ней спать. Он давно об этом мечтал. Более того, дожидаясь этого в течение шести или семи вечностей, Дейн настроился сделать это подобающим образом – в роскошной гостинице, после вкусного ужина и нескольких бокалов доброго вина. Он как-то не принял в расчет, что «девственница» означает не только «нетронутая». Во всех своих жарких фантазиях он упускал один критический фактор: до него этим путем не проходила вереница мужчин. Он должен сам вломиться в нее.

Дейн боялся, что так и выйдет – он сломает ее. Карета остановилась. Подавив желание крикнуть кучеру, чтобы продолжал ехать – возможно, до Судного дня, – Дейн помог жене выйти.

Она взяла его под руку. Ее рука в перчатке никогда еще не казалась такой горестно маленькой, как в этот момент. Джессика настаивала, что она выше среднего роста, но что в этом за утешение, если мужчина величиной с дом и скорее всего так же по ней ударит, когда упадет на нее.

Он ее раздавит. Он что-нибудь ей сломает, разорвет. И если она не сойдет с ума, то с криком убежит, когда он попытается хоть когда-нибудь еще раз до нее дотронуться. Она убежит и никогда больше его не поцелует, не обнимет…

– Поднимите меня и дайте пинка, но то ли на меня угольная баржа надвигается, то ли это Дейн.

Хриплый голос вернул Дейна к действительности. Он не заметил, как вошел в гостиницу, как его приветствовал Хозяин; так же рассеянно он пошел за ним к лестнице, ведущей в заказанные Дейном комнаты.

Вниз спускался его старый одноклассник по Итону – Мэллори, или, скорее, теперь уже герцог Эйнсвуд. Прежний Герцог, девятилетний мальчик, год назад умер от дифтерии. Дейн вспомнил, что подписывал составленное секретарем письмо с соболезнованиями его матери, тактично объединенные с поздравлениями Мэллори, его кузену. Расходовать тактичность на Вира Мэллори – пустой труд.

Дейн не видел его с похорон Уорделла. Тогда его бывший однокашник был пьян, пьян он был и сейчас. Грязные волосы Эйнсвуда были похожи на крысиное гнездо, глаза покраснели и опухли, подбородок зарос двухдневной щетиной.

Нервы Дейна и так были напряжены. Сознание, что нужно представить это пресмыкающееся своей нежной, элегантной, чистой жене, переполнило чашу его терпения.

Он отделался коротким кивком.

– Эйнсвуд, какой сюрприз.

– Не то слово! – Эйнсвуд потопал до подножия лестницы. – У меня мозги набекрень! Последний раз, когда я тебя видел, ты сказал, что не вернешься в Англию ни ради кого, а если кто-то хочет, чтобы ты был на его похоронах, пускай приезжает околевать в Париж. – Налитые кровью глаза остановились на Джессике, он непристойно осклабился. – Э, разрази меня гром, в аду стало холодно? Дейн не только в Англии, но и разъезжает с пучком муслина в придачу.

Нити, сдерживавшие Дейна, начали лопаться.

– Я не спрашиваю тебя, в какой пещере ты живешь, если не знаешь, что я здесь уже месяц и сегодня женился, – холодно сказал он, сдержав раздражение. – Дело в том, что эта леди – миледи. – Он обратился к Джессике. – Мадам, имею сомнительную честь представить вам…

Его прервал грубый хохот герцога.

– Женился? Скорее поправься. Может, эта райская птичка – твоя сестра? Нет, скорее твоя двоюродная бабушка Матильда.

Каждая школьница знала, что «райская птичка» – синоним слова «потаскуха», и Дейн не сомневался – жена понимает, что ее оскорбили.

– Эйнсвуд, ты только что назвал меня лжецом, – сказал он угрожающе спокойно. – Ты оклеветал мою леди. Дважды. Даю десять секунд, чтобы попросить прощения.

Секунду Эйнсвуд смотрел на него, потом усмехнулся.

– Ты всегда был мастер запугивать, но этот наскок у тебя не пройдет. Я всегда распознаю мистификацию. Где ты в последний раз выступала, голубка? – спросил он Джессику. – В «Театре ее величества» на Хеймаркете? Видишь, я на тебя не клевещу. Я говорю, что ты выше его обычных штучек «Ковент-Гардена».

– Три раза, – сказал Дейн… – Хозяин…

Хозяин гостиницы, забившийся в темный угол холла, выполз наружу:

– Милорд?

– Будьте добры, проводите леди в ее комнату.

Джессика вцепилась в его руку:

– Дейн, твой приятель в подпитии. Ты ведь не можешь…