Рискованный флирт

– Ах как красиво, – сказала Джессика и наклонилась, приглядываясь. – Спасибо, Дейн. Теперь я вошла в историю Баллистеров. – Она постаралась, чтобы груди плотно легли ему на руку.

Дейн это почувствовал. И отпрянул, как от горячих углей.

– Да, ты обессмертила себя в этой Библии, – сказал он. – Как я понимаю, теперь ты потребуешь портрет, и мне придется одного из предков отправить в кладовку, чтобы освободить место для тебя.

Джессика надеялась, что ванна, обед и пара бокалов вина успокоят его, но он опять был таким же ершистым, как при въезде в ворота Аткорта.

– В Аткорте есть призраки? – спросила она со старательным безразличием, подходя к книжным полкам. – Должна ли я приготовиться к звону цепей, или жуткому вою среди ночи, или к дамам и джентльменам в старинных нарядах, которые будут бродить по коридорам?

– Господи, нет! Кто вбил тебе в голову всю эту чушь?

– Ты. – Она приподнялась на цыпочки, разглядывая корешки книг. – Не могу понять, ты накачиваешь себя для того, чтобы сказать мне какую-то гадость или сам ожидаешь гадостей? Я подумала, что, может, какие-то духи Баллистеров появляются в самый неподходящий момент?

– Ни на что я себя не накачиваю. – Дейн подошел к камину. – Я вполне спокоен, как и должен быть в своем проклятом доме.

Где историю семьи рассказал учитель, а не отец. Где мать умерла, когда ему было десять лет от роду… и ее потерю он до сих пор переживает. Где есть огромная старинная семейная Библия, которую он ни разу не раскрывал.

Джессика подумала: а знал ли он имена умерших двоюродных сестер и братьев, или только что впервые их прочитал, как и она?

Она взяла красивый том Байрона в дорогом переплете.

– Это мог купить только ты, – сказала она. – Последние песни «Дон Жуана» вышли всего четыре года назад. Не знала, что ты любишь Байрона.

– Не люблю. Я познакомился с ним, когда был в Италии. Купил эту вещь, потому что автор – испорченный парень, а содержание книги непристойно, по общему мнению.

– Иными словами, ты ее не читал. – Джессика открыла книгу и выбрала строфу из первой песни.

Вполне корректен был ее супругПятидесяти лет. Оно обычно,Но я бы променял его на двухПо двадцать пять. Ты скажешь – неприлично?[8]

Твердый рот Дейна дернулся. Джессика пролистала несколько страниц.

Она вздохнула, вспыхнула, смутилась,Шепнула: «Ни за что!» – и… согласилась.

На третьей песне Дейн отошел от камина. На одиннадцатой сел рядом с ней. К четырнадцатой вальяжно вытянулся, подложив под голову диванную подушку, а под ноги – мягкую скамеечку. В процессе чтения его увечная левая рука каким-то образом очутилась на ее колене. Джессика сделала вид, что этого не заметила, и продолжала читать – о горе Дон Жуана при прощании с родиной, о его решении исправиться, о его неувядающей любви к Юлии, о том, что он никогда ее не забудет и ни о ком, кроме нее, не будет думать.

Но нет лекарства от болезни мозга.Корабль накренился, и его стошнило.

Дейн фыркнул.

«Скорей туманом станет океан,И в океане суша растворится!»

(Тут ощутил он приступ тошноты.)«О Юлия! (А тошнота сильнее.)Предмет моей любви, моей тоски!Баттиста! Педро! Где вы, дураки?..»

Если бы она читала это одна, как накануне вечером, она бы засмеялась, но ради Дейна прочитала любовные вопли Дон Жуана с мелодраматичной мукой, что только усилило эффект от описания морской болезни.

Она делала вид, что не замечает, что рядом с ней большое тело сотрясается от молчаливого смеха и что ветерок от полузадушенного смешка щекочет ее макушку.

«Возлюбленная Юлия, услышь…»(Но далее невнятно из-за рвоты.)

Ветерок коснулся уха, и Джессике не надо было поднимать голову, чтобы понять, что Дейн наклонился и смотрит в книгу. Она перешла к следующей песне, чувствуя над, ухом его теплое дыхание.

– «Еще вздыхал бы долго Дон Жуан…»

– «Но лучше всяких рвотных океан», – торжественно закончил он.

Тогда она разрешила себе поднять глаза, и он тут же отвел взгляд в сторону. Суровое красивое лицо стало непроницаемым.

– Не могу поверить – ты купил книгу и ни разу ее не читал! Ты понятия не имел, что теряешь, верно?

– Я уверен, что веселее слушать, как ее читает женщина. И уж конечно, меньше труда.

– Тогда буду читать тебе регулярно. Я сделаю из тебя романтика.

Он отодвинулся, бессильная рука упала на диван.

– Ты называешь это романтикой? Байрон – законченный циник.

– В моем словаре романтика – не слезливые и слащавые сантименты, а блюдо, приправленное карри, наперченное волнением, юмором и здоровой долей цинизма. – Джессика опустила ресницы. – Я думаю, из тебя получится отличное блюдо, Дейн, после небольшой подгонки.