Ритм наших сердец

Взгляни в мои глаза,Что под покровом ночи.Тебе не спрятать дьявола,Тебя всю вижу точно.Планируешь измену, но помни:Всему заплатишь цену.И как бы ни хотела,

Тебе не спрятать дьявола,Тебя всю вижу точно.Твоих прикосновений мало,Сливаются огонь и лед, и мы в них таем.

– Сюда надо наложить второй бит, – решил Ксандер и постучал пальцем по бумаге.

На полу творился настоящий хаос. Вокруг валялись листы с нацарапанными фрагментами текста и листы с написанными на них нотами. Между ними лежал ноутбук Ксандера, на котором он время от времени слушал ритмы, играл с ними, снова отбрасывал и загружал лучшие на разноцветную доску сэмплера.

Она выглядела как квадрат с розовыми, желтыми, зелеными и синими кнопками и использовалась для воспроизведения записанных звуков. Я писала заметки, а Ксандер кое-что добавлял к ним. Меня снова и снова восхищало то, как он мог запомнить, какой звуковой фрагмент сохранил в каком поле сэмплера. Сам по себе сэмпл звучал не очень, но брат играл на этой штуке, как я на пианино, и извлекал из нее звуки, которые в конечном итоге превращались в мелодию. Он добавлял к ней другие треки, которые мы написали, ритм и гармонию, бас и мелодию, всплеск адреналина и гипнотический минимум. Вместе взятые, они вибрировали внутри и заставляли пульс биться быстрее.

Здесь мы создавали всего лишь черновую версию, но это уже сейчас было лучшее, что мы когда-либо писали вместе. Как только мы получили возможность работать в студии с полным оборудованием Ксандера, я начала вносить последние штрихи в мелодию.

– Ты уже нашел певицу? – осведомилась я.

– Да. Сэнди сделает это, – пробормотал брат, печатая на компьютере, и немного взвинтил тон.

Я скривилась, когда музыка вдруг стала слишком пронзительной. Ксандер заметил это и подкорректировал высоту тона, пока мелодия не перестала звучать, как бурундук на полной скорости.

– Прости. Сэнди великолепна. Я уже рассказал ей. Встретимся с ней завтра в студии.

– Это, случайно, не Сэнди с размером D? Которую ты хотел уволить после своей последней песни?

– Ну что тут скажешь? – брат криво усмехнулся. – У нее имелось два очень убедительных аргумента.

Я закатила глаза и устало выпрямила спину, бросив взгляд в окно. Пентхаус Ксандера находился в центре Сохо, откуда открывался необычайный вид на весь Манхэттен. На улице стояла ночь, но город сиял и пульсировал, словно в его теле из стали, бетона и стекла билось живое сердце.

– Кстати, завтра у нас назначена встреча с Кейлом, – продолжил Ксандер, зевая. Немудрено. Последние несколько дней мы работали над песней практически без перерыва. Я и сама ощущала, как стонут мышцы от постоянной сидячей работы.

– Кейл? Который отвечает за сценические эффекты?

– Да, тот самый. Мы хотим завтра немного прогуляться по домам и подумать над разными идеями. У «Зажигай» собственное сценическое шоу, но мы должны вносить предложения относительно того, что хотели бы для своего выступления. Не хочешь пойти со мной?

Я заколебалась.

– Нет, пожалуй, я лучше останусь здесь. Мне не будет скучно. У нас с Чарльзом Диккенсом еще одно свидание.

Брат поднял брови.

– Диккенс? Серьезно, Саммер? Печальнее, наверное, и быть не может.

– Не все такие литературные невежды, как ты, Ксандер, – фыркнула я.

– Сэм, – строго произнес брат, размахивая указательным пальцем перед моим носом, – ты в Нью-Йорке. При хорошем исходе ты тоже скоро будешь здесь жить. Нельзя вечно запираться в моей квартире, боясь, что мир окажется слишком громким для тебя.

Я стиснула зубы и посмотрела на записи в своей руке.

– Ты несправедлив, Ксан, – пробормотала я. – Ты прекрасно знаешь, почему…

– Поверь, я в курсе, – непривычно жестко прервал меня брат. – Я знаю тебя со дня нашего зачатия, уже забыла? Я знаю, как ты себя чувствуешь, но также знаю, что тебе больше не десять лет. Нельзя вечно прятаться от злого мира. Ты слишком долго жила в своей стеклянной тюрьме. Пойдем со мной на улицу. Познакомься с Нью-Йорком, пересиль себя и докажи, что жизнь может быть прекрасна.

Я смотрела на брата блестящими от слез глазами.

– Ты не понимаешь, каково это. Мне не легчает, а становится все хуже и хуже. Как будто я слышу абсолютно все. Иногда я просыпаюсь по ночам оттого, что мои сны слишком громкие. Я не в силах этого сделать. Мне нравится быть с тобой, Ксан, но я не могу просто окунуться в ночную жизнь, как ты. Мне больно. Физически.

Ксандер задумчиво посмотрел на меня, и что-то в выражении моего лица заставило его оставить эту тему. И пусть уголки его рта расслабились, но все равно чувствовалось, что он разочарован.

– Как хочешь. Но обещай мне, что в ближайшие дни выйдешь на час-два. Сядешь в парке и покормишь голубей или пойдешь в музей. Без разницы, чем ты займешься, главное, что не будешь прятаться здесь от мира.