Ритуал прощения врага

Мать оказалась права — закончилось все очень плохо. А может, ее правота была ни при чем, просто загулы часто заканчиваются плачевно. И побежала Татьяна куда глаза глядят, спасаясь, боясь оглянуться, ног под собой не чуя…

Она домыла пол, распахнула окна и двери — пусть дом проветрится. Достала воды из колодца, полила цветы. Разыскала среди книг на полке старый потрепанный сонник и уселась на верхней ступеньке крыльца. Пролистала, нашла толкование сна про бег. Почти каждую ночь ей снится, как она бежит. Убегает.

Оказывается, бег в одиночестве означает погоню за удачей и богатством. Бег с друзьями — веселье и радость. Хорошо бы…

Каждую ночь она убегает, полная страха и тоски. Страх во сне — разочарование и несчастная любовь.

Убийство… Татьяна оглянулась — ей почудился чужой взгляд. Никого! Тишина, безмятежность, ни ветерка… Сон, в котором убивают невинного человека, предвещает отчаяние и бегство. Убийство врага — к удаче. Если убивают вас — будьте осторожны, отступите, постарайтесь избежать сетей, расставленных врагами.

Татьяна захлопывает книжку. Радужного настроения как не бывало.

Она задремала, опершись спиной о балку крыльца. И снилось ей, что на участок входит человек. Аккуратно прикрывает калитку и смотрит на Татьяну светлыми, почти белыми глазами. Стоит и смотрит. А она, полная тоскливого ужаса, понимает, что убежать не получится. Рука нащупывает металлический стержень, сжимает. Мужчина неторопливо идет к ней, на ходу доставая из кармана… рука его застревает, он дергает ее, пытаясь вытащить нечто… и тут Татьяна, вскочив, бьет его железным стержнем — раз, другой… Она видит черную кровь на своем платье, на руках, деревянной дорожке… и кричит пронзительно и тонко…

— Таня! Танечка! Ты чего? Проснись!

Она чувствует, что ее трясут, и закрывается рукой. Ее заливает мгновенная волна ужаса.

— Успокойся, родная! Это ж я, Марина! Да что ж с тобой такое, господи помилуй! Или сглазил кто?

Татьяна пришла в себя и увидела перед собой лицо Марины. Та держала ее за плечи и легонько трясла. В ее глазах было столько участия, что Татьяна расплакалась. И тут же завыл Серый, задрав вверх острую морду.

— Цыц, несчастье! — прикрикнула Марина.

Пес перестал выть и клацнул зубами на пролетавшую муху.

— Поплачь, поплачь, пусть горечь выйдет, — приговаривала Марина, гладя ее по голове.

— Тетка Марина, Зойку, мою подружку, убили! И меня хотели, но я убежала. Они ждали под домом… я, как была, бросилась на вокзал… не видела ничего! Как будто кто-то в спину толкал!

— Все недаром, — сказала Марина. — Не бойся ничего, раз добралась сюда, значит, так надо. Не выдал Господь.

— Он меня все равно найдет, я про него знаю, он не успокоится!

— Здесь не найдет, — заявила Марина твердо. — Не твоя забота. Поняла? Вставай, будем вечерять.

— Приходила Катя, принесла картошку с мясом, — вспомнила Татьяна.

Марина мелко рассмеялась.

— Приходила? Ну, любопытная гуска! Ничего не пропустит!

— Она думает, что я ваша дочка. Вашу дочку тоже зовут Татьяной?

— Татьяной, — ответила Марина не глядя. Она споро крутилась, накрывая на стол.

— Я на нее похожа?

Марина скользнула взглядом, покачала головой. Сказала:

— Катя ее не знала. Таня уехала, восемь лет уже. Насовсем.

— Катя сказала, что вы ждали гостей, сказали, что Татьяна приедет.

— Сказала, — ответила Марина, усмехнувшись, глядя ей в глаза. — Ты ж приехала! Разве нет? Садись кушать. Я тебе сейчас наливки вишневой для аппетиту дам.

— Дочь уехала в город, да там и осталась, — сказала Марина, когда они уже пили чай.

— Почему?

— Испугалась, — ответила Марина после паузы. — Придумала себе… и сбежала.

— Испугалась? — Татьяна опьянела, в ней проснулось любопытство. Все здесь было не так, все было странно — и отсутствие электричества и телефона, даже телевизора… хотя какой телевизор без электричества! Даже радио — и того не было! И вода из колодца… Наверное, так жили сто, двести, триста лет назад, и единственная связь с миром — толстопузый раздолбанный вонючий автобус.

— Ага. Тут у нас работала историческая экспедиция, услышали про Городище и приехали. Ходили, расспрашивали, кто что помнит. Оришка им сказки и слухи всякие рассказывала. Копать хотели, да только определиться не могли, где лучше, где самое место. Там же ничего не осталось. Да и опасно, нельзя трогать. Оришка предупреждала, ну, да они люди ученые, все сами знают, а мы — дремучие, с забобонами. Спрашивать спрашивают, записывают в тетрадку, а уважения нету. А тут чувствовать надо, не головой, а сердцем. Беречь, что осталось, и не нарушать. И стали они старый колодец раскапывать, а их главный профессор возьми да заболей. Под вечер занемог, а наутро его не стало. Помер. Куда только их уверенность делась! Знаешь, пока ничего — и забобоны, и бабские выдумки, и насмешки строят, а как грянуло — тут-то она и слетела, вся наука, а под ней пусто — ни веры, ни уважения к заветам. Они собрались в одночасье, и Татьяна с ними. Был там один, бойкий такой, глаз на нее положил. С тех пор ее и не было. Она все время хотела уехать в город, вот и уехала.

— А вы с ней встречаетесь?