Рюбецаль

Дома у Антонины. Кирилл приходит к Антонине как к себе домой, но не чувствует себя как дома – и потому, что здесь ему намного лучше, чем дома, и потому, что здесь ему труднее. Но этот визит не рядовой – Антонина пригласила его на свой День рождения. Они празднуют его втроем, считая Алмаза. Впрочем, этот День рождения выбивается для Кирилла из ряда прочих: впервые он может подарить Антонине то, что считает настоящим подарком для женщины. Вообще-то половину вырученных за ремонт денег Кирилл отдает матери, но последние два заказа вылились, хотя такой каламбур показался бы Кириллу кощунством, во флакон туалетной воды Dior Dune. Кирилл ни с кем не советовался, а выбрал сам, по запаху, мысленно примеряя его к Антонине. Он объясняет сегодняшнюю тихость Антонины, даже для нее необычную, роскошью подарка, которая, конечно, может ввести в транс. Кирилл счастлив и горд. Оба состояния настолько у него редки, что Кирилл каждый раз, как теперь, переживает их впервые.

Антонина: Я тоже хочу сделать тебе подарок. Ты можешь взять любую вещь из этой квартиры – любую, какую хочешь.

Взгляд Кирилла ошеломленно переспрашивает, и Антонина повторяет: «Какую хочешь».

Кирилл озирается: снять ли со стены фотографию в раме, забрать ли образец антонита – минерала, открытого Хаасом, но между внутренней жизнью его и кроманьонца все-таки есть качественная разница. Взгляд Кирилла падает на платяной шкаф, в воображении он распахивает дверцы – там должна висеть блузка из переливчатой ткани вроде плотного шелка, цвета меди…

Кирилл: Я бы взял книгу.

Он не выбирает, а достает за корешок с полки первую попавшуюся.

Кирилл (читает машинально): Николай Бердяев, «Философия свободы».

Антонина: Прямо в десятку! То, что тебе сейчас нужно. Я читала ее в том же возрасте. Стопку почти слепой машинописи…

Кирилл (немного расстроенный своим «попаданием»: философия не вызывает у него доверия): Значит, рекомендуете?

Антонина молчит, глядя перед собой, и кажется, будто она никогда не говорила ни про слепую машинопись, ни про «десятку», будто она, так же как и Кирилл, понятия не имеет, кто такой Бердяев.

Антонина: Я составила завещание. После моей смерти эта квартира достанется тебе. Тебе ведь нужна своя квартира…

Кирилл (секунду назад вертевший книгу в руках, а теперь тоже забывший о ней): Но почему вдруг?

Антонина: Я уезжаю. В Германию. Видимо, навсегда, но буду приезжать, если…

Кирилл: Но вы же!.. А могилы родителей? Кто будет за ними ухаживать – забыли?!

А: Как я могла об этом забыть, Кирилл. За могилами тут будет кому ухаживать, я обо всем позаботилась.

К.: А Алмаз?

А.: Я уже договорилась, его возьмут хорошие люди, они живут за городом, он будет там на покое.

К.: Как бы не так, Алмаза я беру себе!

А.: Кирилл, у тебя же аллергия – думаешь, я не…

К.: Но почему?.. Зачем?

А.: Я познакомилась там, когда гостила у родных, с одним человеком, он знал моего брата. Работал с ним вместе. Мы… наверное, с ним поженимся.

Кирилл: Ах вот оно что! Решили провести остаток жизни в изобилии и комфорте? Ну, ясно. Собственный коттедж. Уютный бюргер под боком. Пособие вам не полагается? Антонина: Как ты можешь?..

Кирилл: А, любо-о-овь! Ну, разумеется. Они сейчас активно покупают себе русских жен.

Антонина (она остается неестественно спокойной): Тебе не стыдно?

Кирилл: Мне – стыдно?! Это вам должно быть стыдно! Вы обманули меня. Вы обещали, что не уедете, что мы всегда будем вместе.

Антонина: Кирилл, я не могла такого обещать, хотя бы потому, что умру раньше.

Кирилл: Не надо передергивать! Тогда умрите со мной, а не с каким-то немцем, которого вы едва знаете!

Антонина: У тебя есть мать…

Кирилл: При чем здесь мать?! Мать – это мать, а вы – это вы! Я люблю вас с того дня, когда пришел в кружок! Я люблю вас всю жизнь! И будут любить до смерти, своей и вашей, потому что, когда вы умрете, и я жить не стану!

Антонина (не столько испуганно, сколько скорбно): Господи, Кирилл!

Кирилл: Что «Господи»? Почему вы так на меня смотрите?! Уйди! (Со всего маху отпихивает Алмаза, который с лаем прыгает на него.) Я что, пес? С пятном на морде, да?

Антонина (это уже не почти крик, хоть и будто придавленный): Кирилл, я старше тебя на двадцать шесть лет!

Кирилл: Да, и у меня таких материальных возможностей, как у немецкого пенсионера! Но у меня будут все возможности. Я вам всё дам. Всё куплю. Всю Россию и всю Германию со всеми бюргерами в придачу. Вам нужен молодой мужчина.

Кирилл безотчетно надвигается на Антонину, а она, вполне сознательно, это выдает ее загнанный взгляд, отступает назад. Кириллу кажется, что боль и злость от этого загнанного взгляда раскачивают пол под его ногами.

Антонина (глухо и снова почти спокойно): Мне уже никто не нужен, Кирилл, никто, ни молодой, ни старый, – кроме хирурга. У меня рак.

Кирилл (больше со злостью, чем с болью): Ложь.

Антонина (еще спокойнее): Это правда. Нет никакого бюргера. Я просто не хотела… Думала, тебе так будет легче. Здесь мне не сумели помочь. Там, возможно, смогут. Ян-Йозеф уже нашел клинику и договорился…