Рюбецаль

Кирилл и Батищев сидят на заднем сиденье машины Косолапова, у которого с недавних пор появился личный шофер.

Кирилл (глядя в пол): Я раньше не лгал.

Батищев (хлопая его по колену): Плохое, Кирюша, – это от чего другим людям плохо. А от твоих слов, правда оно и ли не правда, всем стало только хорошо. Ты меня слушай насчет плохого и хорошего. Крошка сын к отцу пришел… Отец-то есть? (Кирилл, все еще не поднимая глаз, мотает головой.) Вот, а что касается сравнений с Германией… Немцы и русские – два единственных народа, которым знакомо Ничто. (Со значительностью.) Ничто, понимаешь?

Кирилл: Понимаю. Мне оно даже очень знакомо. Оно во мне.

Катищев (отечески тыча Кириллу указательным пальцем в лоб): Только не заносись.

В офисе штаба. С первой же секунды, войдя в приемную, Кирилл чувствует, что настолько тяжелой атмосферы тут не было даже в недавние трудные для партии времена.

Елена Гелиевна (поводя подбородком в направлении кабинета Батищева, робко): Велел тебе зайти.

Кирилл заходит в кабинет. Косолапов жестом приглашает его сесть, вытаскивает откуда-то и распластывает на столе перед Кириллом газету.

Батищев: Читал?

Кирилл берет газету и читает.

Батищев (мрачно): Третий абзац.

Кирилл (дочитав, поднимает глаза на смотрящего мимо, в стену Батищева): Но это же бред сивой кобылы! Это ж надо такое!.. Человек, которого вы столько раз называли одним из врагов России, якобы финансирует партию! (нервно смеется). Вот сволочи! Из всех, на кого вы нападали, выбрать самого замаранного криминалом, и именно он якобы!..

Батищев (как бы себе): Одного не возьму в толк: какая гнида выдала… Ни одна ведь сумма через банк не прошла, все только купюрами из рук в руки… В общем так: сейчас мы придумаем, что ты скажешь журналистам…

Кирилл: Погодите, погодите! Не понял… Так это что – правда?

Батищев (доверительно): А ты думал – на какие средства мы кампанию проводим? Офис этот – что, на членские, что ли? Гибче надо быть, тактически мыслить!

Кирилл встает, достает партийный билет, одетый, как студенческий, в «корочку». Просто положить его на стол он не может, но его рука сама вдруг сжимается, и «корочка» ломается в кулаке.

Кирилл: Я придумал, что сказать журналистам. Для начала про долгосрочную перспективу. Затем про гибкий, тактический подход. «Нормальная…» ссылалась на непроверенный источник, а я…

Батищев: А ты – проверенный. Что у тебя есть? Ничего! И сам ты – никто. Зарвался… Думаешь, ты фюрер? Говно ты, а не фюрер!

Кирилл, стоящий вплотную к столу, делает от него шаг назад, а затем снова вперед и нависает над столом, упершись в него руками. Нельзя сказать, что он двигается бессознательно, но его телу как будто не нужна команда, оно само собой управляет. Кирилл не знает, зачем навис над Батищевым, он только с удовлетворением ловит испуг в его глазах, но вот выдвигается ящик и со стороны Батищева из-под стола высовывается какой-то небольшой предмет, который Кириллу еще не доводилось видеть так близко. Это дуло пистолета.

Батищев: Марш отсюда. Кругом марш.

Кирилл выходит из ступора не сразу, но все же быстро – сказывается теннисная реакция. Он пятится, глядя в глаза Батищеву, и, чтобы надавить на ручку двери, заводит руку за спину. Кирилл понимает, что это ребячество, но он хочет уйти отсюда в, пусть обманчивом, сознании своей силы.

Кирилл едет не домой и не домой к Антонине, как он то ли по привычке, то ли из упрямства называет про себя свою новую квартиру. Он приходит в Минералогический музей. Последний раз он был тут с Женей, до Жени – с Антониной, с кружком, но еще никогда один. Впрочем, Кирилл не может быть здесь один. Пожалуй, это единственное место, где он никогда не будет один. Ему нужны только несколько витрин, но перед каждой он стоит подолгу, не конца отдавая себе отчет в том, что именно видит.

Номер гостиницы в небольшом восточносибирском городе. Кирилл уже упаковал вещи, его отпускной визит к Паше, еще не посватавшему дочь магната, но уже занявшему должность на алмазодобывающем предприятии, визит, затеянный скорее ради местных ландшафтов, чем ради мнимой дружбы, истек. Паша стоит тут же, но это не обычное прощание. Кирилл не столько внимательно, сколько напряженно рассматривает содержимое маленького бумажного свертка, который держит перед ним Паша. Собственно, рассмотреть он уже все рассмотрел и просто тянет время.

Паша: Разве справедливо, что человек, нашедший самородок, должен сдавать его в Гохран и получать от государства мизерный процент? Это произвол! Государство для человека, а не человек для государства, так? Но почему когда человек обует государство – это плохо, а когда государство обует человека – это хорошо. Где логика?

Кирилл: Откуда ты знаешь, что они не ворованные?