— Я и есть Ефанда. А коли ты, Велина, просить чего у меня приехала, так для начала с лошади сойди.
На челе приезжей узрела лесная дива удивление вперемешку с недоверием, оттого, что пред ней не старая согбенная женщиназнахарка, а молодая девица, да ещё и знает её по имени. Поколебавшись, она спешилась.
Когда молчаливые охоронцы отвели коня и жёны остались одни, приехавшая стала говорить о своей беде издалека, как бы боясь подойти к главному. Ефанда же, запустив левую руку в мешочек, что висел у неё на поясе, бросила горсть тонких дощечек с огамическими рунами на грубую длань широкого пня. Взглянув на них, ворожея вдруг прервала просительницу повелительным жестом и вперила очи в НЕЧТО, что зреть могла лишь она. Тень пробежала по её челу, оно исказилось болью, а рука невольно ухватилась за пень, чтобы не упасть от черноты, на несколько мгновений накрывшей разум. Чуткий страж, что как будто прислушивался к разговору издали, быстро подбежал на своих длинных ногах и тревожно защёлкал клювом, чуть приподняв крылья.
— Я ведаю, что трижды ты была тяжела дитятей и трижды на четвёртом месяце теряла его… — Жена в тёмном запнулась на полуслове и широко открытыми очами впилась в лицо ведуньи. — А зачем тебе дитя от нелюбимого? Ведь не любишь ты мужа своего. Тебя другой без памяти любит… — говорила, прикрыв зелёные очи, молодая ворожея.
— Да ведь я… мне же, того… — запнулась Велина. — Мужу моему наследник нужен, продолжить род княжеский, а если не рожу ребёнка, так с позором меня отцу вернуть муж мой обещался. Правда твоя, не люблю я его, отец меня отдал, желал, чтоб в достатке жила… Родить хочу, как все жёны…
— Ладно, помогу я тебе, — ответила Ефанда, — сохраню младенца, как придёт срок, сама приеду принимать роды. Но поклянись Бригитой и Макошью, — повернулась она к женщине, — что и ты, когда на то придёт срок, исполнишь просьбу мою, как я твою сейчас…
— Клянусь, — жена запнулась, потом с усилием выдохнула: — Клянусь светлым ликом Матери Божьей, что сделаю, как скажешь, только помоги… два месяца плод ношу и…
— Нужно истопить для чародейства баню. Вон в колоде топор, вон дрова и сушняк мелкий, руби и топи.
— Так я охоронца кликну, он растопит.
— А дитя рожать тоже охоронец будет? — строго спросила Ефанда. — Делай, как сказала! Мне твои дрова ни к чему, вон у меня их сколько, — кивнула ворожея на поленницу. — Это тебе надо!
В бане, долго и неумело растапливаемой Велиной, наконец набрался достаточный жар. В клубах пахнущего травами пара ворожея трижды обошла нагую женщину, держа в руках полотно с какими-то вышитыми знаками и что-то шепча при этом. Потом повелела ей лечь на банную полку вниз лицом. Ещё плеснула на раскалённые камни настоем душистых трав. А когда тело Велины покрылось крупными каплями пота, стала водить по её спине своими чуткими пальцами. Она как бы перебирала позвонки, осторожно где-то надавливая, где-то что-то поворачивая. Ощупала и вытянула суставы ног и рук, продолжая бормотать непонятные слова заговора. Велев женщине лечь лицом вверх, охрой написала на животе исцеляемую руну жизни.
— Всё, поднимайся! — и обернула её полотном с тайными знаками.
Конунг Олаф сразу почуял недоброе в том, как подходил к нему начальник каравана.
Хмурый вид лохматого Лодинбьёрна, опущенный к земле взор были предвестниками плохих вестей.
— Что-то с Гуннтором? — стараясь выглядеть спокойным, спросил конунг, от волнения перебирая бляхи своего широкого пояса.
— Нет, с ним всё хорошо, он даже не ранен, — пробасил хриплым простуженным голосом Косматый Медведь. — Мы потеряли кнорр, конунг и… и всю добычу.
— Что-о, что ты сказал, тупой старый медведь?! Мало того, что упустил добычу, так ещё и потерял корабль?!
— Мы угодили в ловушку, я не знаю, откуда взялись эти проклятые ререги! Раньше мы проходили спокойно, давали небольшой откупной — и всё! А тут ещё на переволоках стали проходной требовать, пришлось их вразумить. А потом перед Чудским озером появились ререги. Их было много, конунг, — молвил начальник каравана, виновато опустив мощные плечи. — А у меня только один драккар и тихоходный кнорр, загруженный доверху товаром, а там Гуннтор… Впереди три боевые лодьи этих ободритских головорезов, уходить назад против течения с перегруженным кнорром, ты же понимаешь, Олаф, невозможно. Если бы мы ввязались в драку, никто бы не ушёл живым, ни один человек, конунг! Злые забавы бога Локи могли погубить нас всех! Но я сохранил драккар и людей. Просто не всегда везёт, бывают и неудачи…
Разъярённый потерей такого количества добычи и кнорра, Олаф готов был тут же прикончить неудачливого ярла, но трезвый расчёт взял всё-таки верх.