Читаем Рюрик. Полёт сокола полностью

— На то есть способы старые, то уже не ваша, новгородские господа, а начальников воинских забота, — оборвал смешки Рарог.

Когда были собраны деньги и товары, да ещё из казны взято, отправились по весне княжеские посланцы караваном лодий и кнорров в те самые места, где когда-то впервые встретились Ольг с Рарогом и ушли в совместное плавание, которое благополучно продолжалось и ныне.

А в дружинном городище молодые воины, зажав между ногами кожаные мешки с землёй и каменьями, учились, краснея от непривычной напруги на ноги, ходить по ряду промеж кольев с привязанными на них ветками и лозой и при этом рубить её мечом да топором. Тот, кто не мог пройти ряд и ронял мешок, должен был возвращаться и всё начинать сначала. А вот сотники и тысяцкие их были на конях и сидели в сёдлах ладно да привычно, потому как не один год постигали науку конных начальников под строгим оком воеводы.

* * *

Кузнец

После того как пришла весть о том, что сбираются на словенскую землю хазары большим войском, пришлось отложить новгородским кузнецам в сторону бороны, лемеха да корабельные скобы. Сам воевода заскочил по дороге к старому знакомому приладожскому кузнецу.

— Вот, дядька Кряж, — указывая на сани с привезённым из княжеских запасов железом, молвил воевода, — приспел твой час, доброе оружие надобно: мечи, топоры боевые и чеканы, наконечники копий, да что тебе речь, сам лепше меня ведаешь, что такое вооружение для воина.

— Вишь, брат Ольг, — теперь и мне, как отцу нашему Перуну, из мирного кузнеца в оружейника пришёл час перевоплотиться, — рёк мастер, придирчиво оглядывая с разных сторон крицы и железные заготовки.

— Помощников дадим, сколько надобно, — молотобойцев, волочильщиков, уголь древесный, — всего будет в достатке. Оплатой, само собой, обижен не будешь, заказ-то княжеский, — продолжил Ольг.

— За честь дякую, и за то, что не забываешь учителя своего, понимаю ведь, сейчас тебе и так дел невпроворот, шутка ли, дружину к встрече с таким ворогом готовить! В помощники мне нужно будет двух молотбойцев, двух волочильщиков, горнового опытного, да ему двух помощников, чтоб два горна, не останавливаясь, кочегарили… — вдруг очи кузнеца загорелись тёплым светом, он оглянулся и тихонько промолвил: — Отрок у меня появился в учениках, есть в нём чутьё к железу, коли будет стараться без устали да любить железное дело, большим мастером станет, только пока об этом ему ведать не надо, всё испортить можно. А ну-ка, Ростислав, поди сюда! — строго кликнул он чумазого нескладного отрока со светлыми, торчащими, как солома, волосами, в толстом кожаном переднике. — Вот этот кусок в горн положи, да поддуй не так, как в прошлый раз, гляди, в меру чтоб! — и поглядел ему вслед с теплотой. — А за оружие не сомневайся, воевода, сотворим, как положено, Перунову зброю, разве ж мы не дети его, худо будет от того оружия хазарину! Ах, зелена медь! Надо соседа кликнуть, чтоб помог сани-то опорожнить, железа много привезено, — озабоченно молвил кузнец.

— Никого, дядька Кряж, кликать не надо. Сему богатырю сани выгрузить, только члены размять, — кивнул воевода на своего крепкого возницу. — Давай, Сила, выгружай куда рукомысленник скажет!

Сила сбросил тулуп, повязал поверх рубахи кожаный фартук и, даже не надевая рукавиц, принялся носить заиндевевшие железины.

— Эге, чего он делает-то?! — воскликнул озабоченно кузнец. — Руки враз отморозит!

— Не отморожу, дядька Кряж, — улыбнулся бодрич, — вот, разве холодная рука? — он протянул ладонь, которая только что держала покрытую изморозью крицу.

— В самом деле, тёплая, горячая даже! И впрямь, богатырь! — дивился кузнец, глядя, как легко управляется могучий воин с тяжеленными заготовками. — На взгляд видно, что здоров, но чтоб настолько! — изумлялся рукомысленник.

— Он, дядька Кряж, подковы ломает и гвозди самые крепкие в узел завязывает, — улыбнулся Ольг.

— Эге, может, и ломает, да только не мои, мою подкову никакой силач не осилит, ни в жизнь! — гордо вскинул голову кузнец.

— Так чего, воевода, попробовать что ли, подкову-то? — закончив выгрузку, спросил у Ольга Сила.

— Попробуй, попробуй, — загорелся мастер. Он живо сбегал куда-то в свои «закрома» и вернулся с большой подковой. — Вот, держи!

— Хороша подкова, крепкая, — Сила повертел в руках, тщательно оглядывая кузнечную работу. Он помял её пальцами, не то приноравливаясь, не то по-своему «разговаривая» с железом, одним движением плеча сбросил только что накинутый бараний тулуп. Потом ухватил подкову поудобнее, положил себе на грудь и принялся тянуть в разные стороны. Подкова не поддалась.

— Ага, что я говорил, мою подкову не сломаешь! — торжествующе воскликнул кузнец.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза
Хромой Тимур
Хромой Тимур

Это история о Тамерлане, самом жестоком из полководцев, известных миру. Жажда власти горела в его сердце и укрепляла в решимости подчинять всех и вся своей воле, никто не мог рассчитывать на снисхождение. Великий воин, прозванный Хромым Тимуром, был могущественным политиком не только на полях сражений. В своей столице Самарканде он был ловким купцом и талантливым градостроителем. Внутри расшитых золотом шатров — мудрым отцом и дедом среди интриг многочисленных наследников. «Все пространство Мира должно принадлежать лишь одному царю» — так звучало правило его жизни и основной закон легендарной империи Тамерлана.Книга первая, «Хромой Тимур» написана в 1953–1954 гг.Какие-либо примечания в книжной версии отсутствуют, хотя имеется множество относительно малоизвестных названий и терминов. Однако данный труд не является ни научным, ни научно-популярным. Это художественное произведение и, поэтому, примечания могут отвлекать от образного восприятия материала.О произведении. Изданы первые три книги, входящие в труд под общим названием «Звезды над Самаркандом». Четвертая книга тетралогии («Белый конь») не была закончена вследствие смерти С. П. Бородина в 1974 г. О ней свидетельствуют черновики и четыре написанных главы, которые, видимо, так и не были опубликованы.

Сергей Петрович Бородин

Проза / Историческая проза