Рюрик. Полёт сокола

— Клянусь моим топором, — завизжал в страхе Фридмунд, — это Беловолосый, которого я убил четыре года тому! Он… — Меч воеводы отточенным соколиным ударом снес его голову, не дав закончить речь. Железным клином врезались ладожские нурманы и словене в ряды викингов, и остриём этого клина был Ольг, которому казалось, что вместе с ним слева и справа снова, как у берега эстов, на драккаре сражаются все его прежние друзья, а не только Бобрец, Шульга и Окунь. Только тогда на «Медведе» за спиной не было столь опытных воинов, и в нём самом не было той праведной силы Рода, что кипела сейчас.

Наконец, он пробился к ярлу, который крупной статью выделялся среди прочих викингов и скрестил с ним свой сыплющий искры меч.

— Ты узнал меня, Лодинбьёрн? — прорычал разъярённый кельт.

— Да, Беловолосый, и сейчас Тор даёт мне возможность исправить свою прошлую ошибку и отправить тебя на корм во́ронам! — прохрипел ярл, обрушивая на Ольга свой страшный удар. Четыре года тому назад, наверное, победил бы ярл, но теперь Ольг был другим, он приобрёл не только боевой опыт викингов, но и умение рарожичей управлять волнами тела. После ответного сильнейшего удара ярла воевода чудом, как казалось со стороны, устоял, за мгновение уйдя от неотвратимого удара, успев своим мечом и щитом чуть изменить направление удара Лодинбьёрна. Ещё несколько движений в единой волне — и неожиданный выпад навстречу мощному телу викинга. Меч ярла рубанул воздух, а его большое тело, не успев остановить движение, налетело на клинок новгородского воеводы. Викинг в горячке ощутил только тупую боль в рёбрах и потерял равновесие, уже во время падения он принял второй рубящий удар кельтского меча. С неменьшей яростью рубились с недавними соратниками по драккару и друзья воеводы. Едва Тори и Хради вскочили на ноги после толчка Ольга, как пред ними оказались Бобрец и Окунь, и снова, как тогда на драккаре, скрестились их клинки, только нынче под ногами не настил «Медведя», а родная ладожская земля. Шульга схватился с быстрым Ларри.

— Что, Ларри, богатства захотел? — рычал по-нурмански хромой ладожанин своему недавнему соседу по веслу. — Сейчас ты вспомнишь и того ладожанина, которого убил сын Хродгайра в день своего десятилетия, и вепсских женщин и детей на Сяських порогах, и нашу вам дармовую службу, за всё мне ответишь… — Шульга бился неистово, и даже удивительная быстрота говорливого Ларри не могла ему сегодня помочь. Когда викинг рухнул наземь, корчась от боли в предсмертных судорогах, яростный кривич рванулся к следующему «сотоварищу», которым оказался Герлайф. Он не раз скрещивал клинок в учебном поединке с Шульгой, но никогда прежде не видел его в состоянии яри и представить не мог, что хромой способен на такую быстроту и силу неотразимых ударов. — Вот тебе за Приладожье, за родичей, за Сясь, за… — продолжал наступать на оторопевшего викинга разъярённый кривич, вымещая всё, что накопилось за три года службы у нурман. К следующему супротивнику Шульга подскочил одновременно с шустрым Бобрецом, они с двух сторон подступили к крупному викингу и остановились на миг в замешательстве. Пред ними был… Валуй.

— Ты? — только и смог вымолвить Шульга, всё ещё держа меч занесённым для удара. Бой утихал, рассыпавшись на последние мелкие схватки.

— Я викинг, — срываясь на крик, ответил бывший приладожец и ринулся на Шульгу, взмахнув своим боевым топором, но взмах этот был не столь стремителен, как всегда. «Хочет, чтобы я его убил», — мелькнула догадка в голове у кривича. Он не стал упреждать удар, а лишь прикрылся щитом и отпрянул назад. Зато Бобрец использовал удар Валуя и всем телом рухнул на него, придавив к земле. Валуй упал, а Шульга, став ногой на кисть десницы поверженного, тут же вырвал из неё топор.

— Что ж ты, Валуй, землю-то свою грабить пришёл? — спросил Бобрец, глядя на лежащего земляка.

— Моя семья и дом теперь там, — мрачно молвил Валуй, не поднимая очей, — убейте меня, и дело с концом.

— Да нет, Валуй, пусть тебя приладожцы судят, им в очи поглядишь.

— Всё из-за Соломы, он нас на драккар сосватал, — ответил поверженный, поднимая тяжёлый взгляд, — сам-то погиб, а мы…

— И ты мог пойти вместе с нами, да не захотел. А Ольг-то как раз и привёз нас домой…

— Он же того, в рубке на «Медведе»… — начал Валуй и осёкся.

— Сохранили его боги кельтские и словенские, теперь он наш воевода, да вон он сюда идёт… — Шульга не успел договорить, молнией взметнулся нож в руке Валуя, и он, подняв кольчугу, ударил себя в живот. Когда подошёл воевода, Валуй был ещё жив, но уже ничего говорить не мог или не хотел.

Помрачнел кельт: ещё один шрам тяжкой виной за смерть бывшего сотоварища лёг на его душу.

В живых не оставили никого: справедливая месть за опустошённые селения вепсов, убийства, грабежи и подлые умыслы против князя и воеводы. Полсотни ладожцев полегли в сей кровавой бойне, отдав свои жизни Перуну за дело правое.