Robbie Williams: Откровение

«Даже когда ты заканчиваешь тур совершенно трезвым, потом происходит страшный упадок. В восемь вечера твое тело само включается в режим «Привеееет! Слышите меня??? Let me entertain youuuuu!!!» А что делать – ты не знаешь. Вот так бьешься об стену, я бы сказал, месяц после тура. Потому что там все распланировано: «В только-то часов столько-то минут идешь туда-то, делаешь то-то…»

На сей раз он в еще большем раздрае.

«Я полагаю, что это был… – он подбирает слово, – срыв». Затем распекает себя за то, что плясал вокруг слова: «Конечно, ну конечно же это был он».

Ну а когда тур уже состоялся, о чем вы думали?

«Я к тому моменту вообще не думал. Я столько таблеток съел, что изменился… так, что, может, это уже и не исправить. Столько переварил веществ, что с ума сошел».

Вы вернулись в Лос-Анджелес. Там что происходило?

«Совсем не сложно получить чего хочешь, оно всегда где-то близко – поскреби поверхность и что-то обнаружится. Странное дело: когда ничего не ищешь, ничего к тебе и не идет. Я за те годы, что трезвым был, такое заметил: когда кто-то нюхает кокаин – меня нет с ним в туалете, и экстази мне никто не предлагает. Короче, когда ты с темы соскочил – все, ты с нее соскочил. Вообще не в курсе ничего. Блаженное незнание. Но вот когда ты употребляешь, ты все находишь за секунду. Так что когда я вернулся в Лос-Анджелес, я принялся покупать очень дорогие наркотики. Я вообще сидел на «Адероле». У себя в комнате занюхивал кокаин. Но от кокаина мне ничего хорошего – у меня от него в башке что-то перещелкивает, что я кудахтать начинаю, как курица. И не я поднимаюсь, а меня сносит куда-то в сторону. И никаких быстрых разговоров, тешащих эго, а просто ужасная печаль: я один в комнате, параноик испуганный».

Занятие, похоже, не очень привлекательное.

«Совсем не привлекательное».

Тогда почему вы это употребляли в таких обстоятельствах?

«Потому что зависим был. На “Анонимных алкоголиках”, на терапии и в рехабе тебе говорят, что при рецидиве ты начинаешь там, где бросил, и набираешь еще. Точно это у меня и было. В 1995 и 1996 году было нечто изумительно-гедонистическое, такое не вернешь – сексуальность и полная оторванность. Много адских ночей, но также просто полный отрыв, моему телу и мозгу нужны только секс, наркотики, рок-н-ролл и место, куда надеешься вернуться когда-нибудь. Так что, думаю, я просто хотел воссоздать то время. Но получилось неважно. Не справился вообще. Уже кишка тонка на все на это. Грустно, встаешь на тот путь – это как написать самому себе записку самоубийцы. Я тогда не понимал, но все разваливается моментально: искажается реальность, твои ощущения, когда надо остановиться, и тут уже начинается настоящая зависимость, по-серьезному. Да, вот в таком месте я побывал… Я бы сказал – умирал медленно, но умирал-то я быстро. Левая рука немеет – обычное дело. Один поклонник дал мне «Сероквель» – это вроде от шизофрении таблетки или типа того. И в любом случае тяжелая смесь кокаина с этими таблетками обеспечила мне «приход» в худшем смысле. Ноги не слушались. В ванной я упал, ударился о футляр выключателя бровью, сорвал его и типа валялся потом на полу в луже собственной крови. Так и лежал. Но хотя бы свет включил – это плюс, так что мог видеть, что вокруг».

Это заставило вас задуматься над тем, что вообще с вами происходит?

«Я уже до такой точки дошел, где все равно – жив ты или мертв. Это не самое здравое место. Мягко говоря. Но просто зависимость и все, что я принимал, довели меня до того, что мне было уже плевать».

Так думали ли вы, что вы в опасности?

«Ага. Понимал, что в дерьме».

И о чем думали?

«Думал: помираю, но это меня не волнует».

Грустная мысль.

«Да вообще кошмарная. Я, понимаешь, в очень-очень темных местах оказался. Самых, наверное, мрачных, куда только можно добраться. Если есть какие-то уровни там – то снова их посетить я не хочу».

А почему вам было все равно?

«Я думаю, что зависимость уничтожает саму способность к неравнодушному отношению. Собственно, поэтому так много народу умирает, будучи наркозависимыми. У меня лично была самая гигантская апатия в жизни».

А дни как строились?

«Днем я приходил в себя после того, что было ночью».

А ночи?

«Ну снова шлялся и все делал, что обычно».

А остальное время?

«А не было никакого остального времени. Все – только это».

* * *

Странно, но единственное, что не употреблял Роб даже в самые плохие времена, – выпивка.

Одна из причин, как он вспоминает – если он честен сам с собой – чистое тщеславие.

«Выпивка, – утверждает он, – делает меня гигантом».

Возможно, и какие-то рудименты гордости остались – он до сих пор упорно вспоминает это маленькое достижение: «Я столько прошел без выпивки – и сейчас не пью».

И возможно также, по его словам, таким способом он заговаривал себя – не так, дескать, все плохо. А если бы пил – ну, тут уж пришлось бы признать, что на самом деле у него проблемы…

* * *

В начале февраля я проезжал Лос-Анджелес и зашел к нему в гости.

«Помню, ага».

Вам было плоховато.

«Ага, с ума сходил».