Робеспьер

Максимилиан закрыл глаза и засмеялся беззвучным смехом. А может быть, и не так уж далеко? Может быть, гораздо ближе, чем кажется на первый взгляд? Ведь раздувшееся от спеси Учредительное собрание, мнившее себя пупом земли, лопнуло как мыльный пузырь. Оно закончило свою эгоистическую деятельность самоубийством, и он, Робеспьер, был тому причиной! После его тщательно продуманной и вовремя произнесенной речи был проведен декрет, согласно которому, члены старого Собрания не могли быть переизбраны. А это значило, что всякие там барнавы, ламеты, ле-шапелье, байи, лафайеты и иже с ними должны были исчезнуть с главной политической арены. Все те, кто хотел остановить революцию, пока что были вынуждены сами убраться с дороги, предоставив место другим. Конечно, они так просто не уйдут. Конечно, они будут судорожно цепляться через свой Фельянский клуб за остатки популярности и за связи с верхами. Но связи с верхами не спасение, когда сами верхи колышутся под страшными порывами вихря свободы, а остатки популярности… Да о какой популярности вообще можно было мечтать после событий, завершившихся бойней на Марсовом поле? Характерно, что триумф «героев» этого кровавого дня был непродолжительным. Первым получил возмездие блистательный Лафайет: его отстранили от должности начальника национальной гвардии под предлогом упразднения самой этой должности, и, преследуемый презрительными шутками толпы, генерал уехал в свое поместье. Всем стало ясно, что, потеряв свою шпагу, недолго протянет и многомудрый Байи. Действительно, вскоре и он подал в отставку. Было очень много шансов, что на его место парижане изберут Петиона. Вот вам и популярность! Нет, уж если говорить о популярности, то надо иметь в виду в первую очередь Якобинский клуб, который с каждым днем становится все ближе к народу, который уже сделал свои заседания публичными и который непрерывно по всем городам страны приобретает тысячи новых членов. Якобинский клуб — сердце революционного Парижа, а Неподкупный — любимый оратор и вождь Якобинского клуба…

Максимилиан не без удовольствия вспоминает день 30 сентября — последний день работы Учредительного собрания. Толпы народа ждали своих любимых депутатов много часов подряд. И когда Робеспьер с Петионом показались на пороге манежа, труженики Парижа приветствовали их восторженными криками. Им надели на головы венки из дубовых листьев, их подхватили на руки. Крики: «Да здравствуют непоколебимые законодатели! Да здравствуют неподкупные депутаты!» — огласили воздух. Желая избегнуть дальнейших проявлений народной благодарности, оба депутата пытались укрыться в наемном экипаже; но окружавшие их тотчас же распрягли лошадей, чтобы самим везти своих избранников! С немалым трудом Максимилиан уговорил толпу отказаться от этой затеи; депутаты покинули экипаж и пошли пешком, а манифестанты сопровождали их до самых дверей их жилищ…

«На третий или четвертый день существования Законодательного собрания, — пишет Антуан Барнав, — я отправился посмотреть его. Все сидевшие на трибунах обернулись в мою сторону с видимым чувством доброжелательства, и если бы один человек начал, то, быть может, раздались бы общие аплодисменты. Три недели спустя я вторично посетил его и был совершенно осмеян, особенно когда вышел через двери Фельянского клуба…» [7]

Такова была судьба прежних кумиров Учредительного собрания: их ждало забвение и осмеяние. Новые люди размещались теперь в здании Тюильрийского манежа; новые партии и группировки рвались померяться силами на арене истории.

Члены Законодательного собрания в значительной своей части вышли из рядов выборной администрации, созданной за годы революции. Это была новая буржуазная интеллигенция. В Собрание попало много писателей, журналистов и адвокатов. Прошло также известное количество офицеров, примкнувших к революции. Зато в отличие от старого Собрания здесь было очень мало прежних дворян и епископов. Законодательное собрание вследствие этого оказалось более однородно-буржуазным, более решительно настроенным по отношению к силам абсолютизма.

Левая сторона Собрания состояла из меньшинства в сто тридцать шесть депутатов, главным образом членов Якобинского клуба и клуба Кордельеров. Она распадалась на две группы соответственно группировкам, сложившимся к этому времени среди якобинцев. Ее подавляющую часть составляли сторонники Бриссо, которых позднее стали называть жирондистами[8].

Группа единомышленников Робеспьера была представлена лишь несколькими депутатами. Из них вскоре особенно выделился умный и проницательный Жорж Кутон. Ни Марат, ни Демулен, ни Дантон не были избраны в новую Ассамблею.

Бриссо и его товарищи очень беспокоили Робеспьера. Кто они? Друзья или враги? До сих пор они шли одной дорогой. Они вместе боролись против конституционалистов, вместе срывали маски с Барнава и других триумвиров, вместе отстаивали единство и идейные заповеди Общества друзей конституции. Но дальше? Что будет дальше? Как поведут себя эти люди, возглавив левую Законодательного собрания?