Робеспьер. В поисках истины

Оливье не остался до конца праздника в Сен-При. В пять часов он незаметно удалился и, возвращаясь домой, с удовольствием думал о том сюрпризе, который он сделает матери и Терезе, а также о вкусном ужине и приятном сне, так как накануне он проработал всю ночь. К тому же его утомил шум толпы, а в особенности цветистые речи политических ораторов, которым он должен был невольно рукоплескать, так как всякое равнодушие к громким фразам, восхвалявшим революцию, возбуждало подозрение, которое могло довести до эшафота.

— Боже мой, мне всё это до смерти надоело, — думал он, идя по Монморансскому лесу и вспоминая, сколько он, сын аристократки и вайдейца, должен был перенести унижения в продолжение последних четырнадцати месяцев.

Ему приходилось молча слушать революционные теории, возмущавшие его душу, и он только мирился со всем этим при мысли, что, действуя иначе, он мог скомпрометировать себя и причинить горе матери и Терезе. Кроме того, мать постоянно успокаивала его уверениями, что террор не мог долго продолжаться и непременно наступит реакция.

Подойдя к дому, он удивился, что не было видно в саду и окнах хижины ни одной из его обитательниц. В дверях стоял садовник, и Оливье радостно крикнул ему:

— Что, Поль, вы не думали, увидеть меня так рано?

Но лицо садовника было так печально, что сердце молодого человека дрогнуло; он подумал, не занемогла ли его мать или Тереза. Он быстро подбежал к нему и со страхом спросил:

— Что случилось, говорите скорее?

Садовник в нескольких словах рассказал, что обе женщины были арестованы, несмотря на их горячие протесты, и быстро уведены в Монморанси, чтобы не нарушить весёлого пикника, устроенного недалеко в лесу около Шевра.

Услыхав это название, Оливье вспомнил об англичанине, который спрашивал дорогу туда, и воскликнул:

— А англичанин? Когда я ушёл сегодня утром из дома, то в нём оставалась одна Тереза, а моя мать разговаривала в лесу с иностранцем. Разве он не приходил с нею сюда?

— Нет, гражданка Дюран вернулась одна и очень поспешно. Она всё оглядывалась, как бы не желая, чтобы её видела весёлая компания.

— Какая весёлая компания?

— Компания, устроившая пикник в Шевре. По-видимому, она была известна полицейским агентам, арестовавшим вашу мать и её племянницу, так как один из них после ареста пошёл к одному господину из числа компании и разговаривал с ним.

— Кто он такой?

— Не знаю.

— А он ещё там со своей компанией?

— Нет, все уже давно уехали.

— Куда?

— Не знаю.

— А вы говорите, что мою мать и Терезу повели в Монморанси.

— Я в этом уверен. Разве они по дороге встретили какой-нибудь экипаж.

— Зачем экипаж?

— Чтобы отвезти арестованных в Париж.

Оливье никак не мог примириться с мыслью об аресте дорогих для его сердца существ. Почему их арестовали? Что они сделали? Какое они могли совершить преступление?

На все эти вопросы садовник отвечал, что он ничего не знает.

— Почему же вы не прибежали за мною в Сен-При? — воскликнул гневно юноша.

— А кто бы остался стеречь дом? — ответил садовник, который думал, что лучше было остаться дома с больною женой, чем компрометировать себя розысками Оливье.

Юноша вбежал, как бешеный, в комнату в какой-то безумной надежде, что Тереза выскочит откуда-нибудь с громким хохотом, как в счастливые дни детства. Потом он побежал с таким же бешеным пылом в Монморанси с двойной целью: повидать Леонара, который знал что-нибудь об аресте, и разыскать возницу, который отвозил несчастных женщин в Париж, если они туда доставлены.

По дороге он встретил Леонара, который торопился в хижину, чтобы сообщить Оливье об аресте его матери и Терезы. Об этом ему рассказал возница, отвозивший их в Париж. Их поместили в тюрьму Ла-Бурб как подозрительных личностей.

— По чьему приказу? — спросил Оливье.

— Робеспьера.

— Подлец! — воскликнул юноша, вне себя от ужаса и гнева. — Мне надо как можно скорее отправиться в Париж и вырвать их из тюрьмы. Теперь тюрьма означает гильотину.

Леонар всячески старался уговорить его не ходить в Париж до утра и обдумать всё дело на досуге, но Оливье не хотел его слушать и настоял на том, чтобы Леонар дал ему адрес скромных, приличных меблированных комнат на улице Роше. Зайдя в мастерскую Леонара, он захватил с собою дорожный мешок с необходимыми вещами и пустился в путь.

— Молитесь за меня, Леонар! — сказал он, прощаясь с добрым стариком. — Будьте уверены, что они выйдут из тюрьмы хотя бы ценою моей жизни.

В полночь Оливье достиг улицы Роше и, сказав привратнику, что его рекомендует Леонар, назвал себя гражданином Жерменом.

— Пожалуйста, дайте мне комнату и проводите меня туда, я очень хочу спать.

Однако он не спал в течение всей ночи и тревожно ходил взад и вперёд по комнате. Утром он смял подушки и простыни на постели, чтобы не возбудить подозрения, и вышел из дома, сказав привратнику, что он отправляется по важному делу. Очутившись на улице, он поспешно направился к тюрьме Ла-Бурб, как называли теперь аббатство Пор-Рояль.