Робеспьер. В поисках истины

Но действительность превзошла всякие ожидания; страшная весть, привезённая прокурором, так поразила его превосходительство, что долго он не мог прийти в себя от ужаса и изумления.

Да и было чему ужасаться. Не дальше как дня три тому назад у него обедал этот самый блестящий столичный слёток, занимал мужчин рассказами про Петербург, любезничал с дамами, сыпал каламбурами, смешил остроумными анекдотами, и вдруг этот жизнерадостный юноша, для которого вся жизнь была до сих пор нескончаемым праздником любви и веселья, теперь в остроге, над ним тяготеет обвинение такое тяжёлое, что даже полнейшее оправдание не смоет с него роковой печати подозрения. Чем больше думал об этом губернатор, тем сильнее кипела в нём злобная досада на стряпчего. Вот уж выказал ретивость-то некстати!

— Во всяком случае, — начал он прерванную беседу с того самого слова, на котором оборвал её, — если даже есть и улики, то это ещё не доказательство... Да и улики-то какие! — продолжал он с возрастающим одушевлением. — Молчание этого несчастного! Да ведь это, сударь мой, можно всячески понимать, это зависит от нрава человека... Иной, если на него обрушивается такая гнусная клевета, остервенится от бешенства и в ярости плюх надаёт обвинителю, да-с, а другого так это поразит, что он ни слова не будет в состоянии вымолвить... Ведь ваш этот стряпчий, — продолжал с гримасой гадливости сановник, — разве он может понимать чувства благородного человека? Он привык всё с мужиками... которых и в рыло тычут, и на площадях плетьми секут... Молчал! Да что ж ему было говорить? Он считал унизительным оправдываться, несчастный молодой человек! Это так понятно... но, разумеется, не такому лицу, как ваш Корнилович... Всегда мне он не нравился... выскочка... нахал... мнит себя всех умнее и желает вылезти в люди такими вот гнусными выходками, как сегодня с Курлятьевым... Ну, скажите, почему не направил он своих подозрений, своего пёсьего чутья на другого кого-нибудь? Точно кроме Курлятьева уж и некому было убить князя! Холопов полон двор, деревня в двух шагах, наконец, кто нам поручится, что все разбойники в уезде перевелись?.. Нет, этому щелкопёру понадобилось над барином потешить свою подлую душу!.. Я не понимаю, Дмитрий Васильевич, для чего держите вы у себя такого опасного сумасброда? Вот и дожили до беды! Вечно у него какие-то дурацкие прожекты в голове, всех-то он подозревает, вечно суётся не в своё дело... Зачем такого держать, не понимаю!

— Да ведь не я выбираю себе стряпчих, ваше превосходительство, их мне назначают...

— Неужто ж не было возможности с самого начала его как-нибудь сплавить, — продолжал брюзжать губернатор, точно с умыслом отдаляясь от главного предмета беседы.

— Трудно, ваше превосходительство, такого сплавить, — отвечал прокурор, — умён бестия, на законах собаку съел, на работу так зол, что один справляется с тем, с чем и пятерым не справиться... А уж про юркость его да пронырство и говорить нечего, нет такого плута, которого бы он не обошёл; нюх у него преступления открывать, как у хорошей гончей собаки на зайца.

— Уж и нюх! Просто отличиться желает. Метит в прокуроры скорее выскочить.

— И выскочит.

— Если шеи себе не сломит... Но, я вижу, он вас совсем очаровал, и вы, кажется, вполне разделяете его мнение...

— На счёт Курлятьева? Вполне. Позвольте мне высказать вашему превосходительству все обстоятельства дела...

— С этого надо было начать, пожалуйста.

Прокурор усмехнулся. Но в волнении своём начальник края не заметил этой усмешки и, опустившись в кресло, прибавил деловым тоном:

— Я вас слушаю.

— Господин Курлятьев был довольно долго, год или два, в амурной связи с княгиней Дульской, — начал Василий Дмитриевич, понюхав табаку из большой золотой табакерки.

— Так ведь это Бог знает когда было, а теперь... Какая ему была надобность убивать князя именно теперь, когда связь эта уж давно кончилась? — вскричал губернатор. — Вот и видно, что у вашего Корниловича ум за разум зашёл!.. Выкопал какую-то старую историю, про которую все забыли, и выезжает на ней. Глупо. Курлятьев влюблён в Бахтерину и собирается на ней жениться, вот вам, если хотите знать.

— Точно так-с, ваше превосходительство. Нам с Корниловичем и про это известно. Он давно изучает это дело...

— С какою целью? Неужто ж этот ваш ясновидящий предвидел и то, что Курлятьев застрелит князя? Это интересно! Ха, ха, ха!

— Нет, ваше превосходительство, этого он предвидеть не мог, он по другому делу следил за ним и за девицей Бахтериной.

— За этой-то для чего было следить? Девица живёт при матери, богатейшая невеста в губернии, воспитания отличного... Да ещё красавица вдобавок!.. Я и сам бы на месте Курлятьева влюбился в неё и пожелал бы назвать её своей женой.

— Она ему отказала.

— Когда? Откуда вы это знаете?

— Третьего дня вечером.

— Вот как! Но почему же? Ведь он ей, кажется, нравился?

— Нравился, ваше превосходительство, но ей запрещено выходить замуж.

— Запрещено?.. Кем же?

Василий Дмитриевич опять прибег к табакерке, чтоб скрыть торжество, сверкнувшее в его глазах.