Робеспьер. В поисках истины

Но тут они не достигли цели. Магдалина почувствовала влечение к Фёдору при первом взгляде на него. Старик Андреич, с которым она виделась за несколько дней до того утра, когда молодой человек пришёл к ним, недаром уверял её, что он вылитый отец, такой же добрый, ласковый и простой. Как ни присматривалась к нему Магдалина, не могла она найти в нём тех пороков, о которых её предупреждали, и с каждым днём, с каждым часом становился он любезнее её сердцу. Когда же она убедилась, что и он в неё влюблён, душа её наполнилась таким счастьем, что ей страшно стало. Вот тут-то и насели на неё наставники и наставницы. Ни на минуту не оставляли её в покое, по целым часам простаивали скитницы в глухом переулке или, притаившись где-нибудь в обширном дворе с многочисленными службами, закутками для домашней птицы, свиней и телят, за дровами или за старой баней, чтоб, выбрав минутку поудобнее, незаметно проскользнуть в комнату боярышни. Часто, прогуливаясь с Фёдором по тенистым аллеям сада или сидя с ним рядом на ступеньках облитой лунным светом террасы и радостно млея под его страстным взглядом, Магдалина вздрагивала при мысли о том, что ожидает её, когда он уйдёт и она останется одна.

Всё-то они знали, обо всём догадывались; нельзя было не признать в них сверхъестественной силы, покровительствующей всем их начинаниям.

А сестра Мария обладала, кроме того, даром пророчества. Когда на неё нисходил Дух, все присутствующие падали перед нею ниц, содрогаясь до глубины души от ужасов, которые она в своём просветлении видела и оглашала во всеуслышание с такою уверенностью, что невозможно было не заразиться её убеждением. Что же касается аввы Симиония, он мог вызывать, когда только ему вздумается, души усопших и беседовать с ними, о чём ему было угодно. Значение слов на клочке письма, забрызганном кровью убиенных и найденном близ их трупов, разъяснила Симионию покойная мать Магдалины, явившись ему в ту самую ночь, когда приёмной дочери Бахтериных открылась тайна её рождения...: «Voeux de mon coeur vous conduira... but sacre... expiation supreme...» «Заклинаю нашу дочь Магдалину обрести путь к Духу истины и искупить молитвой и служением правой веры наши грехи», — вот как переводил эти заветные для Магдалины слова авва Симионий. И она ему поверила. Она не могла ему не поверить.

— Да, они необыкновенные люди, сильные духом, но сила их не от Бога... Я это теперь вижу, чувствую и понимаю вполне ясно! Они довели меня до самого края пропасти и низвергли бы в неё, если б ангел хранитель не спас меня от погибели. Как я теперь счастлива и спокойна! — вскричала она с восторгом. — Всей моей жизни не хватит на то, чтоб достойно восхвалить Бога за Его милосердие ко мне. Я знаю, что вы думаете, маменька, — продолжала она, отвечая на тревожное недоумение, выражавшееся на лице Софьи Фёдоровны, — мой милый, тот, которого Господь наметил мне в спутники жизни, в их власти, томится в заточении, опозорен, и все считают его погибшим, но смею ли я сомневаться в том, что Господь укажет мне, как его спасти? Да, это был бы непростительный грех с моей стороны! Нет, нет, не поддавайтесь дьявольскому искушению, дорогая маменька, уповайте на Бога и предайтесь Ему вполне! Цели Его неисповедимы, и Он доведёт нас до блага и душевного спасения. Только бы мне увидеть Фёдора, хотя бы на минуту, чтоб ободрить его, сказать ему, чтоб он спокойно ждал конца испытания... Только бы мне увидеть его, и он будет так же счастлив, как и я.

Софья Фёдоровна молчала. Для чего стала бы она ей противоречить? Пусть хоть несколько дней и даже несколько часов будет счастлива, пусть наберётся сил для новых печалей и разочарований.

А печалей и разочарований она предвидела так много, что ей жутко было заглядывать в будущее.

XI

Заснули они только под утро, или, лучше сказать, заснула одна Магдалина. Мать её даже и на полчаса не могла забыться от осаждавших её злых мыслей. Характер дочери ей хорошо был известен. Душа её жаждет самоотвержения так же страстно, как измученный путник жаждет глотка свежей воды в знойной пустыне, под палящими лучами тропического солнца. Для её пылкого, предприимчивого и отважного ума хлопотать о спасении любимого человека — блаженство, которому равного нет на свете. Она теперь вся предастся этой мечте, а куда заведёт она их, один только Тот может знать, Кому всё известно.

В седьмом часу утра Софья Фёдоровна, принимая всевозможные меры предосторожности, чтоб не разбудить Магдалину, поднялась с широкой кровати, на которой она лежала рядом с нею, перекрестила её бледное лицо со следами слёз на щеках, поправила на ней одеяло и, накинув на себя пудромантель, на цыпочках вышла в уборную, где увидала Ефимовну.

Старушка, сидевшая на стуле у двери, согнувшись и подрёмывая, сорвалась с места при появлении боярыни.

— Что тебе? — спросила Софья Фёдоровна.

— Давно уж вашу милость тут поджидаю-с... Такое дело, что надо бы разбудить, два раза в дверь заглядывала, изволили с закрытыми глазками лежать, жалко было тревожить...