Род

– Холодный, как зима, – пробормотала она. – Интересно, как быстро мы остываем?

– Будешь просто так стоять и думать – скоро узнаешь, – пропыхтел Эйнар. – Тяжелый, зараза.

Они были на полпути к двери, когда она открылась и вошла Хильдигуннюр.

– Что вы делаете? – ее голос был ровным, но суровым.

Эйнар замер на середине шага, неуклюже удерживая верхнюю часть тела Карла, и посмотрел на Хильдигуннюр через плечо:

– Мы… Я просто… Мы…

– Мы подумали, что надо его вынести, – пришла на помощь Хельга.

– Положите его, – приказала Хильдигуннюр.

Эйнар посмотрел на Хельгу.

– Сначала ты, – сказал он, указав взглядом на пол, и, как только она опустила ступни Карла, он доделал все остальное. Вне кровати старший сын Уннтора Регинссона выглядел словно бы меньше – униженный, лишившийся зубодробительной ярости, что питала его как прошлой ночью, так и всю предыдущую жизнь.

Хильдигуннюр на мгновение закрыла глаза.

– Большое зло совершилось в моем доме, – проговорила она. – Большое, большое зло.

– Да, мама, – сказала Хельга. – И совершили его твоим ножом.

Глаза Хильдигуннюр распахнулись.

– Что ты сказала? – резко спросила она.

Вздрогнув от гнева в ее глазах, Хельга начала заикаться:

– Это… Это сделали твоим ножом… мясницким ножом, который папа тебе затачивает… – она посмотрела вниз, на тело. – Разрезы на венах такие тонкие, для этого нужен очень острый нож. Он ничего бы не почувствовал.

Старая женщина глубоко вдохнула, потом медленно выдохнула. Потом, не говоря ни слова, проделала это еще раз.

– Моим ножом, – сказала она наконец.

Хельга кивнула, Эйнар тоже.

Хильдигуннюр выглядела так, словно хотела заговорить сразу о многом.

– Кто бы это ни сделал, – в конце концов сказала она, – он должен был умыкнуть нож со стола не меньше дня назад, потому что я не видела его с первого вечера.

– Ох, – сказала Хельга.

– Что «ох»? – спросил Эйнар.

– Это значит, что убийца планировал это сделать, – сказала Хельга. – А это еще хуже.

Хильдигуннюр кивнула.

– Ох, – сказал Эйнар.

– Вынесите его во двор, – сказала Хильдигуннюр. – Мы укроем его и унесем в поля, выроем ему могилу. Это меньшее, что мы можем для него сделать.

– А потом? – спросила Хельга.

– Потом мы найдем того, кто его убил, – сказала Хильдигуннюр. – Так что надо спросить себя: причины были у многих, но у кого была самая веская?

Руна дергала за ветку ежевичного куста, пока не оторвала ягоду, и с отвращением фыркнула, раздавив ее пальцами.

– Может, если бы ты была чуть мягче, тогда… – начал Аслак, но Руна обернулась и уставилась на него; под таким взглядом затрещал бы и лед.

– Закрой рот, – рявкнула она.

– Я просто хотел…

– Я знаю, что ты просто хотел. Ты понятия не имеешь…

Аслак, улыбаясь, посмотрел на нее.

– Если что, я буду вон там со своей корзинкой, полной ягод, – сказал он и убрел в сторону.

– Да и убирайся! – крикнула ему вслед Руна. – Ты это достижением считаешь? Что ягод сраных набрал?

Аслак остановился, спокойно поставил корзину и обернулся. Потом подошел к ней, мягко заговорив:

– Нет, но вырастить счастливых детей, у которых мать – стервозная кобыла? Это достижение.

У Руны отвисла челюсть.

– Вести себя с тобой так, как я хочу, а не так, как ты заслуживаешь? Это достижение.

Она открыла рот, чтобы ответить, но окрепший голос Аслака перебил ее:

– Знать, что я могу уйти когда угодно, и не уходить? Это достижение.

Он подошел на полшага ближе и ухватил Руну за ворот рубашки. Вывернув его, он притянул ее лицо к себе и сказал:

– Не давать этой семье развалиться, когда в ней есть ты, – это достижение.

Она вцепилась в его кисть, но Аслак не отпустил, а схватил ее за запястье и оттолкнул ее руку.

– Ты всегда смотрела на меня свысока, – прошипел он, – всегда считала, что заслуживаешь чего-то – кого-то

 – получше. Так вот, я от этого устал.

Аслак посмотрел безумным взглядом в глаза Руны.

Кулака он не заметил.

Его голова дернулась, и он отпустил запястье жены, схватившись за ухо.

Руна потерла покрасневшую руку.

– Странное время ты выбрал, чтобы вести себя как некое подобие мужчины, Аслак Уннторссон, – сказала она и сжала губы в тонкую линию. – И если решишь еще раз стряхнуть пыль со своей мужской гордости, не делай это так. Никогда. Если не хочешь проснуться со своей мужской гордостью во рту.

Она повернулась и зашагала туда, где слышались голоса играющих детей.

– Когда мы поженились, я обещал тебе, что наш союз ничто не разрушит, – сказал ей в спину Аслак. – И я это обеспечил.

Руна чуть замедлилась, когда эти слова настигли ее, но потом заторопилась прочь.

– Теперь все будет лучше, – сказал Аслак ежевичным кустам. – Все будет лучше.

Когда он поднял взгляд, Руна уже скрылась.

Дерево под пальцами Хельги было грубым, и ее руки болели. Ей не удалось найти удобный способ продолжительной атаки на окровавленные доски, из которых была сколочена постель Карла, и пятна упрямо сопротивлялись любым попыткам их оттереть. Но пока она работала, ее мысли свободно блуждали.