Читаем Роддом. Сценарий. Серии 17-24 полностью

Когда МОЙ муж был при смерти – я день и ночь сидела у его постели!


Чекалина становится очень злой и гадко-язвительной.


ЧЕКАЛИНА

Вперёд! Посидите у постели! Когда! И если! – он придёт в себя – у вас будет шанс упросить его отмазать вашего щенка!


Смотрят друг на друга с такой ярой ненавистью, что вот-вот – и 1-я жена Сазонова поколотит Чекалину. В дежурку вваливаются Кабан с медсестрой; медсестра явно пытается его удержать.


КАБАН

(медсестре) Да угомонись ты!


Становится между женщинами.


КАБАН

Стоп-кран! (1-й жене Сазонова) Так, вышла! Я предупреждал: без самодеятельности! (медсестре) Выведи её!


Медсестра выволакивает 1-ю жену Сазонова чуть не за шиворот. На пороге та оборачивается и шипит Чекалиной:


1-Я ЖЕНА САЗОНОВА

Проклинаю тебя и твоё отродье!


МЕДСЕСТРА

Батюшки святы!


Медсестра выталкивает 1-ю жену Сазонова. Чекалина сверлит Кабана, всё ещё в запале. Вдруг ахает, схватившись за живот.


ЧЕКАЛИНА

Чёрт! Никто же не предупреждал, что схватка – это… схватка!


Поднимает взгляд на Кабана – на глазах слёзы, но находит силы рассмеяться. У Кабана – глаза перепуганного мальчишки.


КАБАН

Что?! Началось?! Надо Скорую!


ЧЕКАЛИНА

Мы в больнице!


Он жестами: «вот, блин, я мудак! Ну да!» Хочет схватить её на руки – она, смеясь сквозь выступившие от боли слёзы, отодвигает его.

17-35.ЗАЯВОЧНЫЕ ВИДЫ ГОРОДА.ДЕНЬ.

17-36.ИНТ. КОММУНА/КОМНАТА ЧЕКАЛИНОЙ. ДЕНЬ.

(ЕВГРАФОВ.)


Разгром. Спит на полу, в одежде. Пустая бутылка водки. Открывает глаза. Встаёт, как солдат – ни тени похмелья, сонливости, усталости. Поводит головой: что-то изменилось в пространстве. Взгляд на Машину фотографию. Идёт к двери.

17-37.ЗАЯВОЧНЫЕ ВИДЫ РОДДОМА.ДЕНЬ.

17-38.НАТ. РОДДОМ/У ПРИЁМНОГО ПОКОЯ.ДЕНЬ.

(МАРГО, ПАНИН, ЧЕКАЛИНА, КАБАН, ЕВГРАФОВ, ПЕРСОНАЛ, ПАЦИЕНТЫ.)


Марго и Панин (уже в «блатной» зелёной пижаме) курят на ступеньках. Марго немного кокетничает. Он – «в своих мыслях».


ПАНИН

Неизвестная в коме. Лихо вступил в должность, ничего не скажешь.


МАРГО

На белом коне!.. Вы простите за операционную пижаму.


Марго слегка смущена, чуть краснеет, вспоминая торс Панина. Он заметил, лишь слегка улыбнулся. Снова весь – по делу:


ПАНИН

Ментов вызвали?


МАРГО

Позвонили.


ПАНИН

И?


МАРГО

Как будто вы не знаете их песни: очухается, опомнится, муж-сожитель найдётся, сорок восемь часов не прошли, это вообще не наше дело.


Увидела приближающуюся «группу товарищей». Кабан ведёт охающую Чекалину к приёмному. Обращается с ней, как с хрустальной вазой – она шутливо отмахивается. Марго указывает в их сторону сигаретой. Скороговоркой:


МАРГО

А вот и любимая женщина Петиного интерна. Врач-уролог. Жена владельца казино, вчера вечером подстреленного собственным сыном.


ПАНИН

Нифига себе у вас тут Санта-Барбара!


Чекалину и Кабана нагоняет Евграфов.


МАРГО

А вот и интерн! … Марлезонский балет.


Тушит окурок в стоящей на парапете жестяной кастрюле, надевает гостеприимное радушное лицо, идёт навстречу трио, уже подходящему к ступенькам.


КАБАН

Привет, пацан!


ЕВГРАФОВ

Какой я тебе пацан!.. (Чекалиной) Ты как?


МАРГО

Мария Леонидовна, давно хватает?


ЧЕКАЛИНА

Только началось…


Панин тушит окурок. Узнаёт Евграфова.


ПАНИН

Привет, пацан!


ЕВГРАФОВ

Какой я тебе…


ПАНИН

Вам! Семён Ильич Панин, заведующий отделением патологии беременности.


Благожелательно протягивает Евграфову руку. Тот, через секундную заминку, протягивает свою.


ЕВГРАФОВ

Евграфов Алексей Григорьевич. Врач-интерн.


Смотрят друг другу в глаза. У Панина – добрая смешинка. Евграфов смягчается. Благодарит за вчерашнее:


ЕВГРАФОВ

Спасибо.


ПАНИН

Всегда пожалуйста!


МАРГО

Идёмте, Мария Леонидовна. (Кабану) Посторонним вход воспрещён!


КАБАН

Я не…


Марго становится к нему лицом к лицу. Он, наткнувшись на её колючий взгляд, жест руками «сдаюсь», очень уважительно смотрит.

17-39.ИНТ.РОДДОМ/ПРИЁМНЫЙ ПОКОЙ. ДЕНЬ.

(ПАНИН, МАРГО, ЧЕКАЛИНА, ЕВГРАФОВ.)


Марго сидит за столом, заводит Чекалиной историю родов. Чекалина лежит на кушетке, Евграфов выслушивает сердцебиения плодов (сперва сердцебиение одного, затем – второго, без суеты). Чекалина спокойна, обращается к Панину.


ЧЕКАЛИНА

Моя обменная карта у Петра Александровича в кабинете. Двойня бихориальная биамниотическая. Разнополая. Головное предлежание обоих плодов.


ПАНИН

Эталон нормы.


МАРГО

Ух ты! Девочка и мальчик. Сразу и отстрелялась!


ЧЕКАЛИНА

Я не хочу, чтобы роды вёл Беляев. О вас, Семён Ильич, прекрасные отзывы.


Панин чуть шутовски кланяется Чекалиной. Обращается к Марго.


ПАНИН

Поднимайте на пятый.


Вопросительно смотрит на Чекалину, кивая головой на Евграфова. Она улыбается.


ЧЕКАЛИНА

Алексей Григорьевич – мой друг. … И больше некому присутствовать. Вы же не хотите, чтобы я вами стены родзала околачивала.


ПАНИН

Что-то подсказывает мне: вы умеете держать себя в руках. … В отличие от некоторых…


Панин бросает красноречивый взгляд на разбитые пальцы Евграфова.


ЧЕКАЛИНА

Мы не пустим его на потужной период. Но во время раскрытия пусть будет. Со мной.

17-40.ЗАЯВОЧНЫЕ ВИДЫ ГЛАВНОГО КОРПУСА.ДЕНЬ.

17-41. НАТ.ГЛАВНЫЙ КОРПУС/БОЛЬНИЧНЫЙ СКВЕР. ДЕНЬ.

(КАБАН, 1-Я ЖЕНА САЗОНОВА, ПЕРСОНАЛ, ПРОХОЖИЕ.)


Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное