Родимые пятна

Туман, кажется, сгустившийся еще больше, вызывает у Воорта ложное ощущение безопасности. Они проезжают мимо армейского «хаммера» — блок-пост в новой зоне разворота для служебных машин на мосту.

В зеркале заднего вида видно, что взгляд Стоуна остается спокойным, твердым. Он полагает — и, по крайней мере на данный момент, правильно, — что, пока Воорт за рулем, его никто не тронет.

— Отпусти меня, — говорит юрист. — Ты что, не понимаешь, что если нас остановят, то арестуют тебя, а не меня? Ты только что пересек границу штата.

— Ты не ответил, Тед.

Дыхание Стоуна слегка затруднено, словно он еще не пришел в себя от удара Воорта.

— У тебя, похоже, серьезный стресс, — продолжает он. — Даже если то, что ты напридумывал, верно, все, что бы я сейчас ни сказал тебе, не будет принято судом. Любой судья отвергнет это.

— Ты имеешь в виду, потому что я наделал ошибок при аресте?

— Это вовсе не арест. Это просто-напросто похищение.

— Тогда почему бы тебе не рассказать мне все, раз я не смогу этим воспользоваться? — возражает Воорт.

Стоун смотрит в окно, словно утратив интерес к разговору.

Он похож на терпеливого родителя, ожидающего, когда капризный ребенок передумает.

— Знаешь, что сказал мне однажды старый охранник из Синг-Синга? — спрашивает Воорт, сворачивая на север по Пэлисейдс-паркуэй. — «Не угрожай, если не можешь выполнить угрозу. Иначе заключенные перестанут тебя уважать».

Стоун морщится, когда они наезжают на выбоину.

Воорт продолжает:

— Поэтому, хотя сейчас я действительно не собираюсь останавливаться, когда мы наконец остановимся, я тебя изобью, если ты не ответишь. А если ты потом передумаешь и решишь ответить, я все равно изобью тебя, потому что уже пригрозил. Руки у меня связаны.

— Я не знаю, сколько у него людей, — говорит Стоун.

— Ты не даешь мне закончить. Если ты соврешь и я это узнаю, будет еще хуже. Но я вижу, ты решил не отвечать. Я просто включу радио. Любишь джаз? Мне надоело говорить с самим собой.

Стоун пытается стряхнуть капельку пота со лба. Но для этого нужна свободная рука.

— У Бока два человека на лодке, — бормочет он.

— Я спрашиваю не только о лодке.

— И пара человек где-то еще, для подстраховки. По крайней мере я за них заплатил.

— Значит, всего пятеро.

— Я не знаю наверняка, что их пятеро. По меньшей мере пятеро. Один против пяти. — При мысли о таком преимуществе Стоун явно оживляется.

— По меньшей мере пятеро, — кивает Воорт.

— Поэтому отпусти меня.

— А что тогда будет с Микки?

— Я говорю не о Микки. — Стоун ощущает прилив сил. Решив, что нашел слабое место противника, он превращается — даже со скованными руками — в ведущего переговоры юриста. — Я говорю о тебе. За тобой никого нет. Ты не можешь даже позвать на помощь. Ты сам теперь преступник. Я не нарушал законов.

— Тогда мне лучше не звать на помощь, — соглашается Воорт.

— Их тренировали, — предупреждает Стоун.

— Ага! Тренировали для чего?

Стоун крепко сжимает губы, раздосадованный, что сам выдал информацию. Но ошибка допущена, и теперь придется говорить дальше.

— Они специалисты.

— Специалисты.

— Военные. Спецоперации. Не знаю, откуда Леон их взял. Тебе не выстоять против этих людей. Останови машину. Выпусти меня. Я сумею вернуться назад. И обещаю, никакого возмездия не будет.

— Ну-у, если ты обещаешь, — тянет Воорт. — Такому парню, как ты, можно верить.

— Чего ты хочешь? Денег?

— Скажи мне, что было на «Кандейс», когда она пошла ко дну.

Стоун смотрит в окно, на запад, словно предлагая Воорту все огромное пространство континента в качестве безопасной гавани. «Уезжай в Иллинойс, Монтану, Арканзас, Неваду, — словно говорит он. — Выбери новый дом, новый штат. Жизнь, существование, безопасность».

— Ты псих, — чуть слышно бормочет Стоун.

— Держу пари, это звонит Леон. Минута в минуту. — Воорт поднимает жужжащий мобильник. — Тед? Болтать по телефону во время вождения противозаконно. Надеюсь, ты меня не выдашь. Привет, Леон.

Хотя Воорт слышал этот голос всего два раза и в нем отсутствуют человеческие эмоции, сейчас кажется, что Бок говорит еще более холодно, зло. Или Воорту только мерещится? Он рисует в воображении безликого человека в машине на берегу океана — на другом конце города, там, куда Воорт послал его. Потом добавляет еще четверых, втиснувшихся в машину Бока.

Но больше этот голос Воорта не пугает.

— Я на Кони-Айленде, — говорит Бок. — Где тебя носит?

— Я передумал. Возвращайся на Манхэттен. Поедешь по Уэст-Сайдскому шоссе к мосту Джорджа Вашингтона. Позвонишь, когда будешь подъезжать.

— Я начинаю терять терпение, — произносит Бок.

— Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе, — отвечает Воорт.

Он съезжает на дорогу, ведущую в пригородный поселок Уэйн-Хиллз. «Городок, одурачивший британцев» — гласит вывеска. Воорт знает, что двести лет назад здешние колонисты указали британской армии неверное направление, когда «красные мундиры» гонялись за Вашингтоном. «Вашингтон пошел вон туда». И тому подобное.