Родник пробивает камни

Капитолина Алексеевна не слушала Брылева Она стояла у окна спиной к Светлане. Ее рассеянный взгляд скользил где-то на вывесках домов противоположной стороны улицы. Мозг ее работал в одном направлении: отговорить от завода, удержать от этой никому не нужной поездки в сибирский колхоз.

— Так что же мне сказать Марии Николаевне? Вчера вечером она опять звонила. Говорит, что приберегает для тебя это место.

— Повторите ей то, что сказал на этот счет дедушка.

— Неблагодарная!..

— Такая уж, наверно, родилась… Не взыщите.

Капитолина Алексеевна направилась в спальню, но в дверях круто остановилась.

— Вчера я разговаривала с одним своим старым знакомым, профессором, заведует кафедрой в пищевом институте…

Светлана, как от чего-то нестерпимо горячего, отшатнулась от чемодана.

— И что же сказал ваш пищевой профессор?

— Обещал помочь. Он в хороших отношениях с ректором института. — По тону Светланы Капитолина Алексеевна почувствовала, что это ее предложение, как острое жало, кольнуло племянницу, которая, кроме театрального института, ни о каком другом институте и слышать не хотела.

К ее щекам прихлынула кровь.

— Уж не хотите ли вы сделать из меня мастера кишочного цеха на мясокомбинате?

Капитолина Алексеевна тут же нашлась:

— В наше время, девочка, все профессии почетны. Любой труд в нашей стране не является зазорным. — Она была почти уверена, что на этот довод Светлана не посмеет возразить.

— Я читала об этом в Конституции. — Светлана взглянула на часы. До отхода поезда оставалось час пятнадцать. — Володя, сходи, пожалуйста, возьми такси.

Владимир сидел неподвижно, с безучастным выражением лица.

Светлане показалось, что он в самом деле не слышал ее просьбы.

— Володя, прошу тебя, сходи, пожалуйста, за такси, иначе я опоздаю на поезд.

Владимир не шелохнулся. Он сидел с таким видом, будто в эти минуты он решал трудную задачу. Ответ задачи близок, но окончательно приблизиться к нему ему все еще мешают Светлана и Капитолина Алексеевна со своей болтовней о пищевом институте. Поэтому ответ его прозвучал потусторонне, механически:

— Схожу…

Светлана вышла в соседнюю комнату. Следом за ней вышла и тетка.

Брылев подошел к Владимиру и положил на плечо ему руку.

— Не горюй, мамонька. На перстне у царя Соломона были выгравированы гениальные слова: «И это пройдет». — И тут же, став в позу, начал читать из Есенина:

…Все пройдет, как с белых яблонь дым,Увяданья золотом охваченный,

Я не буду больше молодым…

Только не пей. Убереги себя от этой страшной пропасти. Из нее мало кто возвращался назад. И не вздумай дружить со мной.

Владимир поднял на Брылева удивленный взгляд:

— Это почему?

— У нас общность судеб, — почти таинственно, так, чтобы никто не слышал, проговорил Брылев, — Тебе, Володенька, этот соблазнительный Олимп славы только приснился, как сказка, а я на нем был много-много лет. А впрочем, — Брылев решительно и энергично похлопал Владимира по плечу. — Все ерунда!.. Выпьем лучше, Володенька. У меня сегодня получка. — Он пружинисто ссутулился, отвинтил дрожащими пальцами рукоятку трости и достал из буфета две хрустальные рюмки. — Все перемелется — мука будет. И запомни главное — все дороги ведут в Рим.

— Не понимаю. — Владимир встал с кресла и, заложив руки в карманы, стоял покачиваясь. — Ничего не понимаю. Рим, мука — к чему все это?

— Все в землю ляжем, все прахом будем. — Брылев наполнил до краев хрустальные рюмки. Озираясь по сторонам, завинтил трость. — Выпей, друг мой, станет легче. У меня к тебе будет большой разговор. Но это уже после того, как проводим Светлану. Не вешай голову и не мечи икру. Институт позади, теперь ты вольная птица. Ты еще не раз убедишься, каким другом может быть Корней Брылев!

Вошла Светлана. Лицо ее искривилось, как от боли.

— Володя!.. Опять?!

— Что?

— Всю эту неделю ты пьешь почти каждый день.

— Не день, а вечер, — буркнул Владимир, отстранив рюмку.

— А это существенно, — поддакнул Корней Карпович. — Пока вечер… А это еще не так страшно.

Владимир смотрел на Светлану, и ему все еще не верилось, что через час-полтора ее увезет от него поезд и между ними лягут тысячи и тысячи километров. А ему сейчас она так нужна. Хоть ненадолго, а все-таки разлука. А ведь она красивая. А с красивыми разлука опасна. Ой как опасна… Красота как солнце, а к солнцу тянется все живое: альпийский цветок в горах Тибета и роза в королевской оранжерее, подсолнух в огороде рязанской деревни и даже (о, как еще тянутся!) истомленные бледно-голубые прожилки картофельной ботвы, выросшей в темном чулане или под крыльцом, куда солнце ненадолго тоненьким кинжальным лучиком прорезается сквозь щели досок или добела раскаленной пикой прорывается через круглое отверстие от выбитого сучка.

— Может быть, ты все-таки передумаешь?

— Все уже решено. Как только приеду на место — обо всем напишу. Сейчас мне в Москве душно. Даже гадко вспомнить мой провал на экзаменах. Я читала бездарно!

— Я пошел за такси. — Владимир вышел из комнаты.

Следом за ним кинулся повеселевший Брылев.