Родом из детства

Тем не менее на свидание я отправился. Надел белую рубашку. Гришка одолжил мне свои модные джинсы, а Костик дал новые кроссовки. Наш корпус я покинул, вылезши через окно. Чтобы мой побег случайно не обнаружили, ребята из подручных средств смастерили чучело, положили его на мою кровать и накрыли одеялом.

Она ждала меня в условленном месте.

Чем занимаются на свидании – об этом я имел смутное представление. О чём с Лидой говорить – тоже не знал.

Она сидела на песке, обхватив колени руками, смотрела на море. Море, как и я, слегка волновалось.

Я опустился на песок рядом с Лидой.

- Привет, - сказала она.

- Привет, - отозвался я.

Мы замолчали. Мы молчали достаточно долго и мучительно. Я не находил ни одной подходящей темы для разговора. Робость перерастала в панику.

В мозгу пульсировал вопрос: «Зачем я сюда припёрся?».

Пауза затянулась.

Наконец усилием воли я из себя выдавил:

- Интересно, что сегодня будет на полдник?

- Что?

- Вчера, - говорю, - на полдник давали сочник.

Лида ничего не ответила. Я тоже умолк, мысленно утопив себя как занимательного собеседника.

Я начал сожалеть о своём приходе. Сейчас бы, думал я, лежал бы себе с ребятами в палате. Мы болтали бы шёпотом о чём-нибудь интересном, например о том, кто победит – если сойдутся в смертельной схватке – тигр или медведь.

Вдоволь намолчавшись, Лида сказала:

- Смотреть на море можно бесконечно долго. В своём проявлении море никогда не бывает одинаковым. Непостоянное и необъятное, оно манит, успокаивает, пугает и завораживает. Море… Удивительное, таинственное и даже сказочное… Море… То волнующее, то убаюкивающее. Мир прекрасен и совершенен. Мир был бы не так прекрасен, не будь в нём морей. Только на берегу моря я всегда испытываю эмоциональный комфорт. Я просто сижу и размышляю. Потому что мне хорошо. Смотреть на море можно бесконечно долго. Ты не согласен?

- Почему? Согласен.

Я уже окончательно пожалел о том, что пришёл.

Я, кстати, тоже люблю смотреть на море. И мне не чуждо чувство прекрасного, и я способен впасть в релакс. Но умиляться по этому поводу я не собираюсь.

Не вышло у меня романа с Лидой. Но зато благодаря этой сероглазой девочке с волосами цвета табака мне посчастливилось сделать важное открытие – я не романтик.

Когда я вернулся в палату, меня окружили ребята, посыпались вопросы:

- Ну как?

- Тебя никто не видел?

- Она была?

- Вы целовались?

- Ну что?

Я ответил:

- Всё нормально.

- Что – всё? Давай рассказывай.

Я выдержал паузу и сообщил:

- Пацики, скажу только одно: смотреть на море можно бесконечно долго, но не до такой степени, чтобы пропустить полдник.

Ребята многозначительно переглянулись.

А на полдник снова давали молоко и сочники.

 

 

 

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

 

 

Записная книжка

 

 

Мама редко интересовалась моими делами в школе. Ещё реже проверяла дневник. Её интересовало только одно: чтобы в табеле не было двоек и чтобы меня не выгнали из школы.

Если бы она проверяла мой дневник, я бы каждую неделю получал свою порцию порки в более чем предостаточном количестве.

Дневник прямо-таки пестрел гневными записями красного цвета:

«Разговаривал на уроке!»,

«Огрызался с учителем!»,

«Не сделал домашнее задание и откровенно хамил»,

«Тамара Матвеевна, срочно примите меры! Сегодня на протяжении всего урока говорил голосом Горбачёва!»,

«Уважаемая мама Курилко! Ваш сын назвал привселюдно свою одноклассницу «прошмандовкой». Выясните, что это означает, и строго накажите».

«Спал на уроке».

В шестом классе маму в очередной раз вызвали в школу. Ей отдали мой блокнот, отобранный у меня Елизаветой Людвиговной.

- Вот, посмотрите, - сказала маме мой классный руководитель, - чем занимается ваш сын вместо того, чтобы прилежно учиться.

Мать полистала блокнот.

В принципе ничего крамольного в блокноте не содержалось. Там было – как и указывала надпись на первой странице – «Записанное за учителями». Какое-то время я записывал за нашими педагогами всё, что мне казалось забавным или смешным.

Абсолютным лидером в этих записках был наш учитель истории Николай Иванович. Он порой такие выдавал перлы, что ни один юморист не придумает.

До сих пор помню, как он поприветствовал моего одноклассника:

- Ганюк, опять опоздал!? Извини, Вадик, но ты какой-то жалкий опоздун.

Брюховецкому он как-то сказанул:

- Шурик, вытащи руки из штанов! Хватит там в бильярд играть, а то ещё кий поранишь.

Записей в блокноте было немало. Я около трёх месяцев их коллекционировал. Были и смешные, и грустные. Приведу несколько для примера.

«Анжела Николаевна:

- Эй вы, двое! Над чем вы там склонились оба? Или вы там просто вшей друг другу передаёте?».

«Она же:

- Не надо меня дурить! Я не первый год замужем! Хотя я пока не замужем».

«Зоя Васильевна:

-Дынник, ты идиот! Это я тебе так говорю, для общего развития».

«Она же:

- Ты посмотри на них! Сели, дырочку прикрыли и ничего не слышат».

«Она же обо мне:

- В спячку мальчик ушёл».

«Елизавета Людвиговна:

- Девочки, закройте ваши чёрные рты! Леночка, тебя это не касается».

Ну и так далее в таком же духе.