Сунув в рот засахаренный орешек из вазочки, стоящей на его рабочем столе, Дамблдор углубился в чтение письма. По мере того, как прищуренные голубые глаза старика пробегали строчку за строчкой, выражение его лица менялось. Исчезла легкая расслабленность и ленивое любопытство, сменяясь растущим напряжением, а затем и чем-то, весьма напоминающим страх. Несколько портретов на стенах, заинтересовавшиеся, что же могло вызвать такую странную реакцию, начали взволнованно перешептываться.
— Альбус, что с вами? Вы плохо выглядите, — заметила Дайлис Дервент, которая до своей работы директором была известной целительницей. Дамблдор, дочитавший пергамент, практически уронил его на стол, и одной рукой судорожно теребил ворот своей мантии. На вопрос он не ответил, но его лицо побледнело настолько, что казалось почти серым, а глаза беспорядочно заметались по кабинету, словно не в силах сфокусироваться на чем-то одном.
— Я… Я совершил ужасную ошибку, — прохрипел он, продолжая теребить ворот мантии. — Глупую, непростительную ошибку…
— Ошибку? Вы? — недоверчиво переспросил Армандо Диппет, предшественник Дамблдора, висящий на стене прямо за его плечом. — Но где и в чем вы ошиблись, позвольте спросить?
— Я… воздух. Мне нужно на воздух… — словно не слыша вопросов пробормотал старик, на шатающихся ногах поднимаясь с кресла — и тяжело оперся о крышку стола. Пошатываясь, он кое-как выпрямился, и, видимо, умудрился отчасти взять себя в руки. Сгорбившись, словно все его немалые годы разом навалились ему на плечи, Дамблдор направился к двери — жуткой, несвойственной ему шаркающей стариковской походкой.
Едва дверь за стариком закрылась, дремавший до этого на своей жердочке феникс вдруг встрепенулся, широко распахнул свои красно-золотистые крылья и издал странную, встревоженную трель. Финнеас Найджеллус, одарив Фоукса неприязненным взглядом, нахмурился.
— Лучше б присмотрел за ним, чем петушиться, — ворчливо сказал он, но феникс больше никак на происшедшее не отреагировал — снова сложил крылья и сунул голову под одно из них.
— Полноте, Финнеас… — пожурила его Дорабелла Акинфорт, — Это же всего лишь птица, хоть и чрезвычайно умная. Да и Альбус не так плох, как вам показалось. Любопытно, впрочем, что его так потрясло? Армандо, вам с вашего места должна быть видна ну хоть часть этого злополучного письма? Эверард, ну одолжите же ему свой монокль, наконец! — требовательно обратилась она к пожилому и очень представительному мужчине, в глазу которого и впрямь красовался монокль. Тот оскорблено расправил плечи и что-то протестующее пробухтел.
— Отсюда ничего не видно, Дорабелла, — недовольно покачал головой Диппет.
На самом деле бывший директор слегка покривил душой: несколько строчек из не до конца скрутившегося в трубочку свитка прочесть было можно — они все-таки были видны.
КОНЕЦ