Рог Роланда и меч Гильома

А силы у эмира и впрямь были невиданные. Прослышал он, что Карл собрал десять полков, и выставил навстречу своих тридцать. А людей в них столько, что и не сочтешь, — в самом слабом и то тысяч пятьдесят, не меньше. А что за народ в полках — кто знает, откуда пришли эти диковинные и злобные племена? Огромные ботентротцы и большеголовые мейсины, черные нубийцы и волосатые жители Балиды, неведомые сольтеринцы и исполинские мальпризцы, печенеги, дикие гунны, отъявленные злодеи из Оксианской степи; а еще вальпенозцы, эгли, атримонцы, аргойльцы, кларбонцы и бородатые вальфрондцы, страшнее которых не сыщешь на белом свете! Вот какие полки собрал Балиган и поставил во главе них сына своего Мальприма. А себе оставил три самых дерзких полка и закричал своим воинам:

— Взгляните, до чего же спесивы французы! Торчат поверх лат их белые бороды — думают напутать нас гордостью. Смелее же в бой, убьем гордецов, а я первый расправлюсь с Карлом!

И огласилось поле брани воинственными криками.

— Монжуа! — кричат одни.

— Всех победит Пресьоз! — отвечают другие.

— Смерть поганым! — кричат франки.

— Магомет с нами! — отвечают арабы.

Все выше всходит солнце, все ближе сходятся полки — вот уже рубятся первые ряды, вот уже вступают в битву отважные бароны, вот уже обагрилась трава кровью франков и язычников.

На белом скакуне ворвался Мальприм в самую гущу боя. Сыплет удары налево и направо — груды мертвых так и валятся вокруг него на алую траву. Увидел эмир, что окружен Мальприм со всех сторон франками, и закричал своим воинам в тревоге:

— Мой сын захотел пробиться к самому Карлу — но он там один, а христиан тьма-тьмущая. Если не придем на выручку, ждет его конец!

Бросились мавры вслед за Мальпримом, закипел бой беспощаднее прежнего. Видели бы вы, сколько изрублено щитов, сломано копий, пробито доспехов! Мальприм, почувствовав подмогу, рубится так, будто не один человек, а целый полк басурман вихрем мчит по полю, разбрасывая недругов. Страшно сказать, сколько французских воинов сокрушил бы язычник, не встань на его пути старый Немон Баварский. Не только добрые советы умел давать королю верный его вассал, но и добрым мечом владел, как истинный барон. Грозным взглядом смерил Немон Мальприма, пробил копьем его щит, прорезал кольчугу и вогнал в грудь нехристю стальное острие вместе с флажком.

Канабей, младший брат эмира, убил бы Немона на месте, столько ярости вскипело в его сердце при виде погибшего племянника, но пришел на помощь старцу сам император и снес мавру голову своим острым Жуайёзом.

Но если бы только французы выходили победителями из этих поединков! Слишком много у эмира полков — на смену одному могучей рекой катится свежий. Кричат басурмане на сотнях языков, воют, лают, ржут, улюлюкают, теснят войска Карла на одном краю поля, но те побеждают на другом.

Жемальфен, которого поставил эмир во главе своего воинства, пока сам был в Сарагосе у Марсилия, гордый рыцарь Жемальфен подъехал в печали к Балигану и возвестил ему о потерях:

— Несчастливый для вас нынче день, мой государь! Погиб ваш сын Мальприм, убит ваш брат Канабей, сразили их два христианина, и сдается мне, одним из этих двух был сам император Карл.

Поник головой эмир и спросил верного Жемальфена:

— Вы человек мудрый и правдивый. Скажите же, кто сегодня должен одержать верх — я или Карл?

А тот в ответ:

— Тревожусь я за вас, сеньор. Видать, суждена вам смерть. Не спасут нас наши боги. Посмотрите на Карла, посмотрите на французов — вовек не видал я такого короля и таких бойцов. Однако же киньте клич — пусть наши войска не знают страха, пусть рубятся до последи его!

А в это время храбрый Ожье Датчанин налетел на арабского знаменосца, в руках которого вздымалось к небу древко с басурманским драконом на стяге. Вышиб он араба из седла и растоптал копытами своего коня хоругвь эмира. И когда увидел эмир, что пало знамя Магомета, понял он, что дело его и вправду плохо и что победа остается за Карлом.

Попритихли басурмане, и Карл спросил у баронов:

— Достаточно ли у нас еще сил? Могу ли я еще на вас рассчитывать?

— И спрашивать не надо, государь, — обиделись бароны. — Позор тому, кто оставит поле брани!

Вот тут и сошлись конь о конь эмир и император. Весь день провел Балиган в седле, а мощи его не убавилось. Уже и закат близок, а ратный клич эмира летит по полю, подбадривал оставшихся в живых язычников. Но и Карл по-прежнему в силе. И его клич покрывает шум битвы и ведет за собой отважных воинов.

Узнали Карл и Балиган друг друга по голосу и бросили коней навстречу друг другу. Одновременно ударили они один другого копьями, да так, что пробили щиты и вспороли кольчуги. От такого удара лопнули у обоих подпруги седел, и упали оба на землю. Однако тотчас же ловко вскочили, показывая, что каждый цел и невредим. И тогда притихло поле брани, и только зазвучали два голоса — Жуайёза и Пресьоза.

Могуч и храбр император Карл, но даже он не страшен эмиру.