Рог Роланда и меч Гильома

Вскоре уже все было готово к отплытию. Нагрузили мавры свои корабли мукой и солониной, за крепкими загородками стояли голова к голове лихие сарацинские скакуны, — и вот наконец вышла в море могучая эскадра. Задудели свирельщики, затрубили горнисты, запели басовитые рога, залаяли псы на привязи, заклекотали с насестов хищные кречеты, — кипит вода, вздуваются паруса, на четыре лье в округе слышен шум и крик плывущего воинства.

Поутру завидел Тибо вдали крепостные стены Нарбонны. Не стал король ни минуты терять — тут же высадился с войском и пошел прямо к городу, сжигая по дороге мелкие замки и разоряя жилища. Увидели это нарбоннцы, всполошились, затворили ворота, а бедная Эрменгарда стала молиться и призывать на помощь своего храброго мужа Эмери и гордеца Гильома. Между тем уже повел Тибо свои дружины на штурм города. Едва преодолели язычники ров, как обрушился на них целый ливень стрел, копий и дротов, полетели камни — каждый житель города вышел на его защиту.

— Не в добрый час уехали вы, Эмери! — сокрушалась Эрменгарда. — Не в добрый час, Гильом, захотел Карл возвести вас в рыцари!

А седобородый Эмери, как и велел ему король, скакал в это время с сыновьями по дороге в Париж. Ехали они на север, оставив по правую руку Ним и Оранж, что были под властью басурман. И надо же было такому случиться — встретили они как-то поутру вражеский отряд: семь тысяч конных язычников, тех самых, что посылал король Тибо как сватов к принцессе Орабль.

Встревожился граф, увидев такое воинство.

— Там, на холме, язычники, — показал он своим вассалам в сторону противника. — Не избежать нам сражения.

— Бог нас рассудит, — ответили французы, — а убегать не будем!

Приготовились нарбоннцы к бою, но, увидев это, басурмане только рассмеялись. Еще бы, если на одного врага пришлось как раз по семь сарацинских воинов!

И минуты не прошло, как сошлись войска и закипела битва. Как ни храбры французы, как ни умелы они в ратном деле, но выстоять одному против семерых — дело нешуточное. Ручьи крови текут по броне, трещат и ломаются копья, — и вскричал граф Эмери:

— Да лучше дам я себя рассечь на части, если не накажу нехристей за дерзость!

Пришпорил он горячего коня и наставил копье на языческого короля Акильяна. С размаху пробил навершье его щита и вонзил оружие в блестящую кольчугу недруга. В тот же миг, как велела воинская наука, нажал он на древко и выбил Акильяна из седла. Тут и до меча дошло дело — вырвал его Эмери из ножен, и расстался бы мавр с головою, но слуги его поймали убежавшего коня и вновь посадили в седло раненого повелителя.

— Воины! — закричал Акильян. — Вперед! Это же седобородый граф Эмери! Не дайте ему уйти, не то проиграем мы битву!

Полторы тысячи бойцов со всех сторон набросились на графа. Тридцать раз был ранен его неистовый конь — и пал на кровавую землю. Выхватил рыцарь меч с серебряною рукоятью и вскричал в печали:

— Прощайте, мой храбрый Гильом! Прощайте, моя пресветлая Эрменгарда, — утратите вы сегодня и детей, и мужа!

И начал он крушить недругов — кто подвернулся под руку, тому уже не подняться с земли. Но нет числа язычникам. Прижали они его к горному склону, набросились толпой и, скрутив по рукам и ногам, с ликованием взяли в плен.

Увидел это Гильом и закричал в ярости:

— Да лучше дам я себя рассечь на куски, но не оставлю отца в такой беде!

Забросил он за спину щит, зажал в руке тяжелый острый кол и погнал коня галопом вверх по горному склону. Кто бы ни встретился ему на пути — будь то самый храбрый и отважный воин, — всех он свергает наземь своим колом, громоздит труп за трупом, никому не дает пощады. Такого страху нагнал на врагов, что бросились язычники врассыпную, забыв про пленника, которого с таким трудом удалось им полонить. Сбросил граф Эмери путы, изловил себе коня и молвил Гильому:

— Сын, где ваши доспехи? Почему вы без меча? Вооружайтесь, Гильом!

— Нет, отец, — отвечал тот, — не стану я облекаться в рыцарское одеяние, покуда вместе с вами и братьями не прибуду к Карлу и покуда сам император не объявит меня рыцарем и не препояшет меня мечом!

Подивился Эмери Нарбоннский храбрым и дерзким словам своего сына, а тот уже отъехал подальше в поисках добычи и новых подвигов. И тут под скалой приметил Гильом коня, краше которого не видел белый свет. Звали коня Босан, что значит — Пятнистый. Прекрасная Орабль послала Пятнистого в подарок королю Тибо в знак того, что согласна принцесса стать его женою. Семь лет жил конь в Оранжском дворце. Ничья рука не прикасалась к нему — одна королевна трижды в день приносила ему еду, чистила ему бока скребницей, отирала их белым горностаем, холила и ласкала его, как любимую свою игрушку.

Была при скакуне, которого послала Орабль к Тибо, стража из свирепых нубийцев, четырнадцать человек с трудом держали его на серебряных цепях, а золотое седло на коне было покрыто бесценною тканью, свисавшей до самых копыт. С перепугу Пятнистый так бил ногами о землю, что дрожали вокруг холмы и долы.