Рог ужаса: Рассказы и повести о снежном человеке. Том I

Я встал и выбрался из палатки. Шел снег, не очень густой, но скрывавший от меня источник шума. Я успел только мельком заметить темную тень, взбиравшуюся по склону. Когда я вернулся в палатку, все тигры повернулись ко мне, и снова я увидел страх в их глазах.

Утром мы заметили у палатки свежие следы.

Тигры наотрез отказались идти дальше и с дрожью ужаса смотрели на эти следы. По правде сказать, они спешили немедленно покинуть лагерь. Вспоминая об опыте 22-го, я не хотел их принуждать к подъему, и мы с Брюсом неохотно согласились отказаться от восхождения во имя общего блага. Мы позаботились о безопасности лагеря и припасов и начали спускаться. Лагерь VI придется разбивать другой команде.

Они сейчас наверху — Нортон и Сомервелл. По пути вниз мы пересеклись с ними. Они шли в гору. Я отвел Сомервелла в сторонку: зная, что у него при себе фотографический аппарат, я попросил его сфотографировать любые следы, которые им попадутся.

Добравшись до лагеря IV, я посмотрел вверх и увидел, что вторая команда уже миновала нашу отметку. Я счастлив, что новый штурм проходит успешно.

Но там, наверху, должен быть я.

Быть может, через несколько дней так и случится.

5 июня 1924 года

Нортон и Сомервелл потерпели неудачу. Да, Сомервелл только что вернулся в лагерь IV, едва уцелев. Он рассказывает удивительные вещи об этих кручах. До вершины он не добрался и все же, как мы считаем, поставил новый мировой рекорд высоты. Он говорит, что сделал самые поразительные фотографии горных вершин. Но он дорого за них заплатил — кашляя кровью, лишился всей выстилки горла и в процессе едва не задохнулся.

Следующая попытка за мной. Я выхожу утром с молодым Сэнди Ирвином. По праву идти со мной должен был бы Нортон, но последнее восхождение далось ему совсем тяжело. Ирвин в роли напарника меня не беспокоит. Парень силен, как бык, наделен редким рвением и стремится к победе.

Нортон и Сомервелл сумели разбить лагерь VI, но без происшествий не обошлось. Трое из их тигров впали в ту же непонятную панику, что и наши носильщики, и отказались идти дальше. Нортон говорил об углублениях в снегу; по его мнению, это пятна льда, который подтаял и после снова замерз, создавая впечатление следов большого животного. Мысль о том, что так высоко на горе может обитать крупное двуногое существо, он поднял на смех, а тигров

презрительно назвал неверными крестьянами.

Я же, со своей стороны, не собираюсь торопиться с выводами, пока не появятся новые свидетельства.

Как бы то ни было, это не важно.

Неведомые звери не заставят меня отступиться от моей горы.

Я показал вам все это просто как намек на то, что последует дальше. Известно ли вам, что у Ирвина во время восхождения был с собой фотоаппарат? Представляете себе, что может быть на этой пленке?

А если я скажу вам, что в жестяной шкатулке, доставшейся мне от отца, имелся и помятый «Кодак»? Думаю, это значительно увеличит стоимость всего пакета.

Заднюю крышку аппарата я не пытался открывать, но пленка, похоже на то, все еще внутри. Я уверен, что с помощью современных технологий фотографии можно спасти. Учитывая продолжение дневника Мэллори, остается только гадать, какие чудеса запечатлелись на пленке.

Вперед — перейдем к главной части нашей истории.

Мэллори и Ирвин начали восхождение в 8.40 утра на следующий день. Ночь они провели в лагере V, а 7-го июня дошли до лагеря VI. Здесь была сделана очередная запись в дневнике.

7 июня 1924 года

Я рад, что мы захватили кислород, и рад вдвойне, что со мной Ирвин: он умело обращается с проклятыми баллонами, с которыми я еще не научился справляться. Несмотря на мои прежние сомнения, кислород пока что очень помогает в восхождении. Мы вышли к лагерю с меньшими усилиями и гораздо быстрее, чем мне представлялось возможным. Оделл также убедился в преимуществах кислорода. Сейчас он должен был уже добраться до лагеря V; там он найдет множество новых камней, описание которых надолго его займет. Я отправил к нему двух носильщиков с запиской, где просил следить с утра за нашим восхождением.

Признаюсь откровенно, подгонять носильщиков не понадобилось, так торопились они уйти.

Ночью было страшно холодно, ветер свистел и всей своей мощью налетал на палатки — так что временами я боялся, что нас снесет с горы, как моряков смывают бушующие волны. Я очень плохо спал.

Около двух тридцати утра свист ветра упал до шепота.

И тогда я это услышал.

Могу сравнить этот звук лишь с воем волчьей стаи, который я как-то слышал в Канаде: тогда эти высокие, дикие завывания сопровождали выбор вожака. Но сейчас вой звучал так, словно исходил из горла одного-единственного животного, одаренного, правда, изумительным голосом. Никогда еще ни один итальянский тенор не исторгал такие неземные, прекрасные звуки. Будто какой-то бог пел нам песню в самом высоком месте планеты.

Я не стал бы описывать этот полет воображения, однако ночная мелодия потрясла меня до глубины души, и чувства, поднявшиеся во мне, были почти религиозными.