Рок, туше и белая ворона (СИ)

Выезжая с подъездной дорожки, на дорогу, он положил мне руку на коленку. Я хотела ощутить жар его кожи, но не ощущала. Я не ощущаю нихрена. Чувства, словно облили лидокаином. Я впервые за всю свою жизнь, в которой бесчувствие было моей заветной мечтой, по-настоящему страдала от этой плоской реальности. Раф настороженно на меня покосился.

- Вик, в чём дело?

Я могла бы поверить, что он ощущает мой холодный вакуум. Я замерзаю в этой односложности, просто застыли чувства на нулях. Я уже начинаю выдумывать, возможно совершенно несуществующую картину происходящего в своей больной башке. Но кажется, я поняла, что происходит. Может так быть, что препарату требуется некоторое время, прежде чем начинает работать в полную силу. Видимо, это время уже миновало и настало время стопроцентного действия. И мне некому в этом помочь. Справиться с этим. Во всей этой плюралистической драме, я совершенно забыла, что Сергеич, собирался в отпуск, с десятого октября, что соответственно предполагает, что ближайшие парю недель, мы не увидимся. Проводить сеансы по телефону? Мне даже на них, чертовски нет сил. Да и делать мне больше нечего, как отвлекать человека, своим больным дерьмом, в его заслуженный отпуск.

Добравшись, до места, рассмотрела фасад двухэтажного дома в современном стиле из тёмного и более светлого камня, с примесью изысканной готики. У дома стояла, сверкая на солнце, чёрная Ауди А8.

- А что здесь? Почему, группа пишется здесь?

- Потому что у меня крутая аппаратура.

Я обдумывала это пару мгновений, прежде чем до меня дошло. Это его дом. Вновь взглянула на Ауди, выходя из машины. А у его родителей однако не средний достаток. Я как-то не думала об этом конечно, мне как-то немного наплевать, кто как живёт, но если подумать, то можно без труда вспомнить, как выгладят его родители, кто они и что мы оба учились в частной школе. Я не знаю, как сейчас, сейчас он много уделяет времени группе, но точно знаю, что учась в школе, он работал. Не знаю где, ни знаю кем, но работал. И вот нахрена - я теперь тоже не знаю. Как и то, как мне пережить этот день. Я почти не различала окружения: внутри дом был светлым, дизайн в стиле минимализма, но всё было размыто моему взору. Я помню звукозаписывающую комнату на первом этаже, но не помню, как мы записывались, не помню, что мы писали.

Так, прошёл день. Я терпела, я ждала что всё измениться, надеялась, что этот туман развеется, я адаптируюсь и всё будет нормально. Проходил второй, но ничего не менялось, я кажется уходила в точку, я не чувствовала его: чувствовала его прикосновения, поцелуи, но не чувствовала его, того огня, что он мог разжигать, одним лишь взмахом чёрных ресниц, во мне, между нами. И я говорю не о страстях, я говорю о том огне, что заражал меня жизнью.

Не так. Это было чертовски не так, я страдала от этого. В какой-то момент, я стала задумываться, что, всё, по идее так, как оно и должно быть. Ведь шизу не лечат, ее только подавляют, а значит так всё и останется. Я внезапно припомнила свою мать, со всеми её рецидивами и приступами. Вспомнила её в периоды, когда она пила сильнодействующие препараты. И даже последние годы. Она определённо точно принимала их, иначе никак, шизофрения, заболевание хроническое, оно преследует человека на протяжении всей его жизни. К тому же болезнь склонна постоянно прогрессировать, особенно с возрастом.

Вспомнила Рената, даже не его, а то чувство на грани слёз. Я чётко вспомнила, что жалела его… мне было его жаль, и чернильные глаза в моей памяти, исказились бессильной болью и страданием.

Моё сердце пропустило удар от этого воспоминания.

Я хваталась за эту ниточку, в желании распутать наконец этот треклятый клубок, из струн моей неприкаянной души, но она исчезала от меня, исчезала затерявшись в тумане. Это было мучительно, это давило на меня с непреклонностью асфальтаукладчика.

Я подняла глаза на Рафа, перебирающего струны своей гитары в мелодии. Мы репетировали в старом баре, перед очередными выходными. Образ моей ледяной матери, преследовал меня, образ брата, трансформировался в глубокий шрам на едва дышащей душе. Это безмолвно сводило меня с ума, истязая и жаля сотнями жал скорпионов изо льда, где-то глубоко в темноте. Я споткнулась, сбилась. И ещё раз, и ещё, и ещё…

Я не могла играть. Мои руки взлетели вверх.

- Извини. Я не могу, просто не могу.

Раф, остановился, отрывая пальцы от струн.

- Ну тогда, всем удачных выходных, - распорядился он, - До понедельника.

Он поймал мой взгляд, его был спокойным, вроде как понимающим. Но он не понимал, не знал всей тяжести, это было душераздирающе для меня.

Я смотрела на Солу с Мишей. Видела, как они счастливы, просто смотря друг на друга, и точно зная, что они уверенны в завтрашнем дне. Я не смогла уберечь себя от зелёного яда зависти. Я не чувствовала ни капли уверенности, я не была счастлива. Вот даже ни чуть-чуть.