Рок, туше́ и белая ворона.

― Ладно. Пойду гостей оставшихся провожать. ― Костя поднял на всё ещё обескураженную ― меня, глаза цвета затмения, ― Ты? ― коротко поинтересовался он. Я ― что? Ах, ну да. Я тряхнула головой и привалилась к сливе.

― А, я тут под деревцем пожалуй посижу пока, ладно?

― Не заставляй меня нервничать. ― напомнил Костя, обходя меня

― Тебе что, стресс противопоказан? ― спросила я, и улыбнулась, ― Мои поздравления. Ты беременный.

― Тори.

― Я пью пилюли. Честное индейское! ― отсалютовала я пальцами, ― Расслабься сэни (старик). Не надо так нервничать, беременным это вредно.

Он покачал головой, и скрылся за углом дома. Я сползла по деревцу, на траву. На моей памяти это впервые. Впервые, чтобы он давал клятву на крови. Он не тот человек, кто выполняет свои обещания, но и не тот, кто будет разбрасываться такого рода словами. От того никогда и не клялся. Коли дал клятву, держи. Иначе никак. Хм, неужели он и в самом деле уверен? Видимо больше чем я подозревала.

Постепенно, опустились сумерки, делая сад вдвое тенистее и прохладнее. Сад, объятый вечерним мягким мраком, казался сказочным, эфемерным, таким загадочным и очень близкий к сердцу. Вдыхая свежий, влажный воздух, чувствуя запахи спелых яблок, и желтеющей травы, я растворилась в этой приятной темноте. Люблю темноту, мне это дарит чувство безопасности и покоя. И да, я разумеется в курсе, что я странная до чёртиков. Но у меня имеются на это более чем веские причины и основания. Я вслушивалась в мирную тишину, этого места. Я могла слышать, как затихло всё вокруг, и только вечерние птицы и трель насекомых, играли музыку в этом месте. Я различила еле уловимые голоса и хлопки, пришедшие издалека, и звук работы мотора. Один, второй, третий. Гости покидают наш дом. Были ли когда-нибудь времена, когда я любила этот дом? По идее я должна его любить. Этому дому, как всему поместью, более двухсот лет. Конечно же дом был разрушен до основания, во времена революции, как и основное строение, и реконструировался уже моим дедом, дважды. Но всегда сохранял те частицы архитектуры, в стиле которой был построен изначально. Второй раз реконструкцию проектировал уже Костя, вплетая в фасад современные веяния, он создал просто сказочный замок.

Дед никогда не препятствовал его начинаниям. Хочешь сделать реконструкцию? Делай. Не хочешь быть музыкантом? Ради Бога. Хочешь быть художником? Пожалуйста. Не хочешь быть христианином? Хочешь принять веру матери? Кто я такой, чтобы указывать тебе во что верить? Твоя жизнь ― твои правила!

Отец безгранично любил своих родителей, и любит до сих пор. Совершенно справедливо. Бабушка и дедушка были невероятными людьми. Такими разными, и потому абсолютно особенными. Костя говорил, что даже он никогда не вспомнил бы, как они по-настоящему ругаются. Точнее, как ругается дед. Он никогда не ссорился с Рейвен. Говорил, что это бесполезное занятие, пытаться её переспорить. Поэтому, он тупо затыкал её. Самым нечестным способом, посредством поцелуя. И всё.

Я как-то непроизвольно улыбнулась, пытаясь вспомнить их. И я помнила. Они вели себя друг с другом, как беззаботные влюбленные дети, в то время, когда обоим было за семьдесят. Бородатый, с рыжими как яркая медь волосами по плечи, довольно бесцеремонный и дерзкий рокер, и черноволосая с необычным для индейцев голубым цветом глаз, дочь высокопочитаемого племенного шамана. Дед дразнил бабушку ведьмой, она его Красной Бородой или Барбаросса, как пирата, из старой испанской легенды. Вместе эти люди были критически несуразным сочетанием несочетаемого. Вместе они были совершенством…

Вспоминая их, я ненароком погрузилась в детство. Резко встав, я отбросила эти мысли как можно дальше. Не знаю, сколько я тут просидела, но темнота ощутимо сгустилась. Я стала пробираться на свет, сквозь кустарники ягод и плодовые деревья.

Когда я зашла в дом, стерео наигрывало «Мессалина» группы Jane Air. Сола, Мишаня, Колян и Саша, играли в игру «Я никогда не…» Это такая игра с алкоголем, когда титул ведущего передается по кругу. Ведущий говорит например «я никогда не был на море» если остальные были, то пьют, если нет, то не пьют, и так далее.

Прямо на полу, посреди гостиной, был построен форд из подушек с нашего дивана. С кухни скользнула тётя Наташа, ― мать всех Раевских, то есть. Она улыбаясь и вытянула оттуда заливающегося смехом, маленького двухлетнего Кирилла.

― Всё Кирь, мама уже пошла домой и тебе пора, ― пролепетала она, мягким голосом своему супер-младшему сыну. Из форда кто-то что то сказал, но я не расслышала.

Потом из подушек высунул голову Гордеев и подмигнул мелкому, на руках тёти Наташи.

У меня челюсть отвалилась. Ущипните меня…

Перегнувшись, не руша конструкции, он сначала коснулся ручки Кирилла, словно пожимая, а затем потянулся к Мишиной руке, точнее к бутылке в ней. Отобрав пиво, получил от Миши выговор на русском могучем. Миша же получил подзатыльник от проходящей мимо тёти Наташи.

― Следи за языком, ― острожилась она.

― Так точно, мам! ― отсалютовал Миша, щуря один глаз. Она со вздохом покачала головой и посмотрела Коляна.

― Домой когда?