Рокировка в длинную сторону

— Еще хорошо, что товарищ Сталин обзавелся квартирой на первом этаже — пробурчал Александр. — Вот был бы номер, если бы он на третий вселился… — Тут он наконец оказался у двери и уже собрался, было, позвонить, то есть покрутить торчавшую из двери ручку звонка, когда вдруг хлопнул себя по лбу и с чувством произнес. — Во, идиотина! Мог ведь к двери по одному принести, а я-то — тупизна инертная! — все вместе волоку, точно ишак афганский!

С этими словами он, наконец, позвонил в дверь. И через секунду оказался в объятиях Веры Степановны:

— Сашенька! Сашенька! Голубчик ты мой! Как здоровье? Поправился? Вот смотрю — ни капельки! — Вера Степановна тормошила и мотала мальчика, который даже и не пытался сопротивляться. А та продолжала ворковать, гладя и целуя своего ненаглядного Сашеньку…

— Нам как сказали, что у тебя — туберкулез, после австрийской тюрьмы — мы так перепугались… — Тут Беляева понизила голос. — Товарищ Сталин неделю мрачнее тучи ходил. Все молчал, все места себе не находил. Я как-то осмелилась, да и спросила: как там, мол, Сашенька наш. А он, — Вера Степановна наклонилась к самому уху мальчика и прошептала, — он-то сперва чуть трубку свою не перегрыз, а после как глянет на меня — я чуть не умерла! Выскочила за дверь, а он, слышу, черными словами ругается… Ну да что же мы стоим? — всплеснула руками женщина. — Ты ж — голодный! Пойдем, покормлю тебя…

Почувствовав, что словесный водопад, иссякает, Саша решительно вмешался в этот монолог:

— Тетя Вера, да я есть не хочу. Меня в Кремль завозили, ну там и покормили… А я вам… то есть, тебе подарок привез.

И с этими словами он решительно принялся развязывать свой узел. Оттуда появился отрез дорогущего меланжевого драпа и две шкурки черно-бурой лисы.

— Вот, это тебе на пальто. Мне там объяснили, что английский драп — самый лучший, вот я и… — смутившись, Белов замолчал.

Вера Степановна решила, что мальчик стесняется того, что подарок слишком дорогой, и начала восхищаться качеством, расцветкой и заботливостью своего Сашеньки. Но смущался Александр вовсе не из-за этого: он чуть было не ляпнул небрежное «прихватил». «Прихвачен» отрез был в блестящем Гамбургском магазине, в котором Белова больше всего интересовала касса…

В этот момент в коридор вышел Надмит Банзарагша. Он остановился, внимательно оглядел Сашу, затем улыбнулся той загадочной «лунной» улыбкой, какая бывает только у жителей Восточной Азии, и поклонился, сложив руки:

— Приветствую тебя, трижды пришедший. Твой путь долог, но, как я вижу, удачен. Старый Цин сдержал Молодой Ян в крепкой узде, а Ян исполнил свое предназначение под руководством Цин. Даосы знали, когда…

— Да что ты, Надемит Банзаргашевич, опять свои антимонии развел! — воскликнула Беляева. — Вот ты лучше глянь, какой мне подарок Сашенька привез, — и гордо продемонстрировала отрез.

Тибетец ощупал материал и рассыпался в по-восточному цветистых и образных похвалах. А Белов тем временем вытащил из чемодана плотный сверток и с поклоном протянул его бывшему монаху. Тот принялся разворачивать, шурша пергаментной бумагой, и вдруг охнул, поднял на Сашу увлажнившиеся глаза и тихо проговорил:

— Спасибо. Большое спасибо, — и прижал к груди несколько буддистских картин-тхангки.

Кроме картин в свертке была еще небольшая — сантиметров сорок в высоту статуэтка Будды из слоновой кости, инкрустированная золотом и черной бронзой. Надмит несколько раз приложил ко лбу каждую тхангки, потом низко склонился, подхватил полой рубахи скульптуру и бесшумно исчез где-то в глубинах квартиры.

Тут же последовали несколько мелких сувениров обслуге: серебряная брошь в виде розы — подавальщице, большой шелковый платок, расписанный немецким пейзажами, поварихе, шикарная чайная пара с такими же сюжетами — горничной. Помощнику по кухне со смешной фамилией Харьковский, которого Саша с детской непосредственностью своей молодой половины перекрестил в «Московского» — «Вы же, дядя Коля в Москве работаете, а не в Харькове…» — досталась паркеровская авторучка, а уборщику Мингалееву, всегда отличавшемуся каким-то удивительным лоском — шелковый галстук. И в этот момент вернулись из школы остальные дети…

— Сашка! — наплевав на все условности, Светлана с радостным визгом повисла у названного брата на шее. — Сашка приехал! Ура!

И совершенно не стесняясь, принялась его целовать.

За последние три месяца Саша изрядно окреп и даже подрос. Поэтому он, почти без натуги, подбросил Светлану вверх и поймал на руки:

— Здравствуй, Светик! Здравствуй сестренка!

Василий, иронично ухмыляясь, смотрел на эту сцену, потом подошел поближе и сунул Белову руку:

— Здорово, Сань. Поправился?

— Ну так, — Александр поставил на ноги все еще вздрагивающую от восторга Светлану, и мальчики обменялись рукопожатием.

— Готов к труду и обороне. Здорово, Темыч, — он приобнял Артема, хлопнул его по спине. — Айда, подарки разбирать!

И они потащили в комнаты остальной багаж…

— …Вот, Светка, а это — тебе, — Александр достал из чемодана громадную куклу, ростом чуть только не до пояса девочки. — Ее зовут Лоттхен, впрочем, она сама может это сказать.