Рокировки

Через несколько минут Данчо принес справку: Георгий Спасов Влычков, кличка — Жора Патлака, был осужден на четыре года восемь месяцев.

— Ага, старый знакомый! — воскликнул Ваклев.

— В досье есть его фотография?

— Есть, — ответил Данчо, — да я не посмотрел.

— Извини, поскольку ты уже занялся этим, проверь, есть ли у Влычкова особые приметы.

— Что, — спросил Ваклев, — опять какая-то загадка?

Данчо поспешил выйти, а Ваклев продолжал:

— Что тебе пришло в голову?

— У этого вора, — сказал я, — есть особая примета, а какая точно, не помню.

— А если и есть, то что?

— Дашку увез человек со шрамом на подбородке.

— Да людей-то со шрамами — сколько угодно!

— Конечно, только почему бы не проверить? И Данчо все-таки должен точно выполнять задания, а он…

Данчо вошел, посмотрел на меня виновато и объявил:

— Шрам справа на подбородке…

11

Георгий Влычков, больше известный как Жора Патлака. Я начал искать его в девять часов. В это время его мать была на работе, а он еще не просыпался: ночные птицы спят.

Их дом выглядел скомканным спичечным коробком среди домов-новостроек. Только такая развалюха и могла стать местом сборища крыс, но об этом пусть другие подумают, по крайней мере сейчас.

Перед входом сооружена была какая-то конструкция, чтобы дверь не заваливал снег, стекла были потрескавшиеся, не мытые, верно, лет сто.

Не найдя кнопки звонка, я постучал в дверь. Никто не ответил. Постучал сильнее. Хриплый, доносящийся точно из подземелья, голос спросил:

— Кто там?

Я ответил в том же тоне:

— Выходи, увидишь.

Где-то заскрипели половицы, дверь открылась, и передо мной предстал Жора — босиком, в трусах и майке, взлохмаченный. Он сейчас же меня узнал, но не смутился, как бывало во время моих первых посещений.

— Добрый день. Мы можем поговорить?

— Я к вашим услугам, товарищ Хантов, только я… — Он показал руками на свои босые ступни и извинился. — Думал, кто-то из соседей, и поэтому так…

— Я подожду.

Жора колебался — подумал, верно, что я пришел его арестовать, и не пригласил войти. Пробормотал только:

— Я сейчас… минутку…

Помещение, в котором я оказался, напоминало старую деревенскую кухню, только без очага. В одном углу стояла кушетка с провисшим матрацем, рядом — стол, покрытый скатертью, электрическая плитка, обшарпанный буфет. Пол был застлан потертыми дорожками. Две двери вели в соседние комнаты, я их тоже хорошо знал: несколько лет назад делал там обыск.

Я сел к столу, не снимая куртки.

Жора наконец появился — в импортном костюме, без галстука. На улице было тепло, но он натянул толстый свитер.

— Можем идти, товарищ Хантов.

— Здесь поговорим.

— А я подумал, вы меня брать будете.

— Такая готовность с твоей стороны необычна.

— Потому что понял: ловчить перед вами — себе дороже.

— Хорошо, что ты это понял. Хоть ты здесь и хозяин, но приглашаю я: проходи, присаживайся.

— В таком случае — выпьем что-нибудь?

— Не сейчас.

Он сел, положив ногу на ногу, достал сигареты и взглядом спросил, можно ли закурить. Я, кивнув, вытащил свою трубку.

— Где ты был последние дни?

— Прогулялся на Солнечный берег.

— Это в октябре-то?

— Человек, который из тюрьмы вышел, и зимой туда поехать не откажется.

— Был там один?

— Один.

— Может, с девушкой все-таки?

— Зачем везти отсюда? Там всегда богатый выбор.

— Жора, ты вроде убедился, что с нами бесполезно юлить? Если я задаю подобные вопросы, значит, мы кое-что выяснили.

— Но что… почему?

— Где Данка Шанова?

— О ком вы это?!

Казалось, он искренне недоумевал.

— Да-а, в тюрьме у тебя бесспорно окрепло актерское мастерство, ничего не скажешь, — отметил я. — Однако не демонстрируй его передо мной, бога ради, мы хорошо друг друга знаем.

— Честно вам говорю: не имею понятия, о ком идет речь.

— О той, с которой ты на такси поехал в аэропорт.

— А, Данка! Так бы и говорили… Хотел переспать с ней, да кошка перебежала дорогу.

— Давно ты с ней знаком?

— Почти неделю.

— Она сперва согласилась с тобой поехать, а потом отказала, так?

— Ну да. Так получается.

— Сколько времени вы были вместе?

— Только сутки. Но ночью я ушел к себе в гостиницу.

— А она куда?

— Какой-то иностранец крутился возле нее еще с вечера, а утром я уже не увидел ни иностранца, ни ее.

— И ты — с разбитым сердцем, бедный! — решил вернуться в Софию?

— Как видите.

— Вижу. Но как же кошечки, которые в изобилии водятся на море?

— Я не говорю, что остался один, но мне-то хотелось побыть с Дашкой… Кукла она, вот кто.

— Рассказывала она тебе что-нибудь о смерти своей подруги? — спросил я.

— Я спрашивал, да она не хотела на эту тему…

— Ни слова не сказала?

— Ни слова.

Я встал.

— Не пришлось бы нам снова беседовать на эту тему?

— Я вам все сказал, товарищ Хантов.

— Нет. И самое главное: где Дашка?

— Что я ей — муж, надсмотрщик?!

Вот он, Жора Патлака тех времен, еще до тюрьмы. Он огрызался тогда, как волк, и мне казалось, что он вот-вот прыгнет на меня, оскалив зубы…