- Михаил Егорович, - начал он, добродушно рассматривая своего собеседника. - Мне рассказывали, что в горах Грузии есть такой обычай - приглашать в гости незнакомца, если ты даже совсем беден. - Он глянул на вконец расстроенного Аревадзе и продолжал: - На коне через село ехал в пышном национальном костюме, с дорогим кинжалом на боку, всадник. Увидев незнакомца, один крестьянин сказал: «Братец, куда едешь в такой поздний час? Оставайся на ночь у меня, а завтра утром уедешь. Вино выпьем, шашлык съедим». - Командующий фронтом усмехнулся. - Всадник как раз этого и ждал. Он ловко соскочил с коня и спросил у крестьянина: «А где и к чему привязать коня?» «К кончику моего языка», - сердито ответил крестьянин, сожалея о предложении, сделанном чужаку.
- Я все понял, товарищ, командующий, - сказал глухим голосом Аревадзе и потупил глаза.
- Михаил Егорович, не расстраивайся, - сказал Рокоссовский сочувственно. - Чай есть?
- Я сейчас! - генерал забежал в соседнюю землянку и застал там адъютанта. - Ты не знаешь, куда исчезла моя посылка?
- Она у меня,- ответил тот. '
- Женя, ты гений! - сказал Аревадзе и с посылкой исчез за
дверью. -
Закончив обед, Рокоссовский тепло поблагодарил хозяина, сел в машину и уехал в соседнюю дивизию. Когда машина запылила по дороге, адъютант спросил:
- Это кто такой?
- Перед таким человеком шляпу снимать надо, а ты не знаешь, кто такой! Это Рокоссовский.
- Рокоссовский? — удивился адъютант.
- А ты думал, генерал Аревадзе будет угощать имеретинским вином какого-нибудь простого человека? - Он подошел к адъютанту и кивнул на дорогу. - Видишь машину?
-Вижу.
- Это уехал от меня сам командующий фронтом, генерал армии Рокоссовский.
Глава девятнадцатая 1
Во второй половине июня появились явные признаки того, что противник вот-вот начнет наступление. Гитлеровская авиация постоянно прощупывала позиции Центрального фронта. НеМцы усилили налеты на железнодорожные узлы, на линии связи и фронтовые коммуникации. Были замечены самолеты над селом, где располагался КП фронта.
Дом, в котором жил Рокоссовский, стоял у входа в старинный монастырский парк. Рядом с ним тянулись в небо два тополя. Вполне возможно, что они служили хорошим ориентиром для авиации.
После поездки на передовую у Рокоссовского впервые за две недели появилась возможность передохнуть. По крайней мере, хотя бы одну ночь хотелось выспаться вволю. Еще до наступления темноты он принял душ, переоделся в свою генеральскую форму, поужинал и, открыв окно, закурил.
В деревне Слобода смеркалось. Густело жаркое небо. В низинах плавали предвечерние луговые туманы. Время от времени тишину нарушали взрывы артиллерийских снарядов. В глубине парка тоскливым, почти человеческим голосом, словно накликивая беду, ухал филин. Через некоторое время, осмелев от фронтового затишья, сначала робко, будто настраивая голос, а потом $ полную силу запел, защелкал, засвистел соловей. Казалось, что ему нет дела ни до чего на свете: ни до войны, ни до гибели людей, ни до хрупкого затишья, которое скоро взорвется очередной человеческой бойней. Он помнил только одно— извечную мелодию своих предков. И, точно сообразив наконец, что они Тоже курские соловьи, ему ответили другие. И весь парк, сады, деревья зазвенели соловьиными трелями. Рокоссовский отошел от окна и, дымя папиросой, начал ходить по комнате. И тут же в мысли ворвались фронтовые будни. Впечатление от подготовленной системы обороны, которая простиралась вглубь на сотни километров, вселяло уверенность, что противник об эти укрепления поломает зубы и тогда можно будет перейти в решительное контрнаступление.
«Правильно ли я определил, что по орловскому выступу противник нанесет главный удар? - думал он. - Ведь я там в полосе 95 километров сосредоточил около 60 процентов всех стрелковых дивизий фронта, 70 процентов артиллерии и около 90 процентов танков. Здесь же у меня находятся войска второго эшелона и фронтового резерва. Не слишком ли я рискую? Не ошибаюсь ли я, полагаясь на шаблонное мышление гитлеровского командования?*
С карандашом в руках он нагнулся над картой и в течение полутора часов изучал данные разведки, полученные из различных источников. «Нет, не ошибаюсь», - произнес он вслух и вскоре разделся и лег в постель.
На следующий день он проснулся рано, надел спортивный костюм и вышел в монастырский парк. Закончив зарядку, он начал прохаживаться по дорожкам. В парке было тихо. Верхушки деревьев полыхали солнечными огнями. Белые березы стояли в обнимку с кленами и липами, только древние дубы теснили ветвями соседей, отвоевывая для себя побольше пространства. Высоко в небе был слышен гул самолета; разорвали тишину несколько зенитных выстрелов.