Рокоссовский: терновый венец славы

Но командующий фронтом ошибся - Берлинг не дал себя сбить с намеченного церемониала и продолжал щелкать каблуками.

Рокоссовский прижал правую ладонь к сердцу и, поклонившись в сторону оркестра, сказал:

- Если можно, товарищ Берлинг, дайте команду, чтобы они перестали бить в барабаны. Ведь я приехал на деловую Встречу.

Генерал поднял руку вверх и резко ее опустил. Оркестранты оборвали музыку.

- Рокоссовский! Рокоссовский! - молниеносно разнеслось по

ротам. На двор школы стекались все новые и новые толпы солдат, сержантов и офицеров. »

Мгновенно гёнерал армии оказался в плотном окружении поляков. На десятки метров зеленели четырехугольные фуражки, раздавались восхищенные возгласы, заставлявшие Рокоссовского краснеть.

Он обвел собравшихся улыбающимися глазами и приветственно помахал рукой.

- Панове, Панове, соблюдайте тишину! - кричал Берлинг.

Рокоссовского засыпали вопросами.

- Как по-вашему, скоро будет освобождена Варшава?

- Да, скоро.

- Ваши войска будут брать Варшаву?

- Я об этом мечтаю.

- Почему наша польская армия находится в резерве?

- Вам надо обязательно подучиться. Чтобы фашистов бить наверняка, нужно овладеть военными знаниями. Освобождать Польшу мы будем вместе.

- Как вы относитесь к Армии Крайовой? - спросил полковник.

- Боюсь, что ее авантюризм может дорого стоить полякам.

Из толпы вышел молодой красивый офицер.

- Пан генерал армии, мы гордимся вашей славой, вашими победами. Разрешите пожать вашу мужественную руку!

- С удовольствием подаю руку смелому польскому офицеру, -засмеялся Рокоссовский и, сняв с руки часы, протянул: - Na pami-

naszego spotkania!⁸

- О Пресвятая Дева! - гордо воскликнул офицер, глядя на командующего фронтом, - Клянусь честью! Я постараюсь быть похожим на вас!

Вскоре разговор с солдатами и офицерами пришлось завершить, а дальше длилась беседа с командованием армии, которая закончилась далеко за полночь. На следующий день рано утром Рокоссовский улетел на правый фланг фронта, где решалась судьба операции «Багратион».

7

24 июня 1944 года утро в Белоруссии выдалось тихим и настороженно-спокойным. После короткой и теплой ночи незаметно выплывали из темноты березовые рощи, синевато-дымчатые сосняки. На восточной стороне горизонта зловеще светилась красная полоса, похожая на раскаленное железо. В этом пугающем свете было что-то жуткое и тревожное. Все вокруг притихло, задумалось и онемело. В лесу не было слышно никаких посторонних звуков, словно все живое, получив какой-то сигнал, притаилось в ожидании какого-то необычного события.

Над бобруйскими болотами густой пеленой повис туман, и солдаты, занимавшие исходные позиции для наступления, копошились в этой пелене, будто сказочные богатыри в морской пучине.

И вот чуть свет эту тишину расколол гром артиллерийской канонады. Тысячи орудий, сотни бомбардировщиков обрушили на передовые позиции фашистов шквал огня. Два часа снаряды и бомбы взрывали вражеские доты и траншеи, громили переправы, мосты, штабы...

Затем пошли вперед танки и самоходки, поднялась в атаку пехота. Северная группировка - Горбатов и Романенко - в этот день смогла захватить лишь первую и вторую траншеи. А от Батова Рокоссовский получил донесение: «Прорыв закреплен надежно. Танковый корпус, не встречая сильного сопротивления, идет к населенному пункту Брожа, обтекая с юга и запада бобруйский узел сопротивления».

Это сообщение Жукову показалось преувеличенным. Вскоре Батов получил телеграмму: «Лично доложите действительную обстановку перед фронтом армии. Жуков». Когда же Батов вновь сообщил о крупном успехе его войск, телеграф отстучал лаконичную телеграмму: «Приеду смотреть сам».

В этот же вечер Жуков и Рокоссовский были у Батова на новом наблюдательном пункте в только что занятом местечке Гом-за. Едва машины проскочили на НП, немецкая артиллерия на-крыла дорогу.

- Жарковато у тебя, Павел Иванович, - сказал Рокоссовский.

- Да, жарковато, советую не задерживаться.

- Никуда не поедем, - произнес Жуков. - Доложи, что с противником в Паричах,и давай обедать. '

- Противнику в Паричах мы зашли с тыла, окружили его и теперь добиваем.

- Ловко у тебя получается, - сказал Жуков, окинув одобрительным взглядом командарма. - А вот у Горбатова и Романенко дела похуже.

- Вот-вот они увеличат темпы наступления, - проговорил Рокоссовский, разглядывая карту. - Песня бобруйской группировки гитлеровцев спета.

Видимо, другой бы на месте генерала армии напомнил бы о порочности плана, на котором настаивала Ставка (это подтвердили действия Двух армий с плацдарма Рогачево), но Рокоссовский за все время успешной операции «Багратион» не сделал Жукову об этом даже малейшего намека.

Приходится только удивляться, как некоторые военные историки и писатели, не моргнув глазом, заявляют: «Творцом и исполнителем операции «Багратион», освободившей Белоруссию и часть Польши, был опять же Г.К. Жуков...»

Этими «опять же» напичкана наша мемуарная и художественная литература. Пусть простит меня читатель за это отступление.