Рокоссовский. Терновый венец славы

Рокоссовский закурил и подошел к окну, протер бумагой запотевшие окна и увидел утопающие в снежных сугробах дома с квадратными окнами, разрисованными морозом. В вечерних сумерках рядом с домами серебрились деревья. Надвигалась тихая морозная ночь. В холодной глубине неба уже проклюнулись звезды.

Рокоссовский долго стоял в уединении и, взволнованный решением Ставки, думал о том, как переговорить с Еременко, чтобы тот не держал на него обиду. Он давно знал Еременко и видел в нем умелого военачальника с обостренным чувством собственного достоинства. Он представил себе на миг реакцию генерала на директиву Ставки и тут же подошел к аппарату.

— Девушка, милая, дайте мне командующего фронтом.

— Он просил его не тревожить.

— Скажите, что Рокоссовский звонит.

— Хорошо, попробую вызвать.

— Андрей Иванович, это ты?

— А кто же еще!

— Здравствуй, дорогой!

— Поиздеваться надо мной вздумал?

— Ни в коем случае. Извини, пожалуйста, что так получилось. Но это произошло не по моей воле. Впереди у нас еще много сражений, так что ты не принимай близко к сердцу. Ты сделал очень много, чтобы загнать Паулюса в ловушку. И я уверен, что ты провел бы операцию лучше меня.

— Ладно, Костя, не будем об этом. Я пропустил фронтовые сто грамм, и мне на душе стало легче. А то, что ты позвонил, молодец, я бы до этого не додумался.

— Андрей Иванович, я поздравляю тебя с Новым годом, желаю тебе здоровья и всего-всего хорошего.

Рокоссовский положил трубку, и его лицо светилось радостью — с души у него свалился огромный камень.

Командующий фронтом достал из сейфа карту, развернул ее на столе, вооружился цветными карандашами и начал намечать детали операции, которые не вошли в основной план.

2

В спортивном зале школы села Зварыгино были накрыты праздничные столы. Посередине стояла новогодняя елка, украшенная подручными средствами, а краснощекий генерал Малинин исполнял обязанности Деда Мороза. На нем был вывернутый наизнанку солдатский тулуп и мохнатая, из белой овчины шапка.

Рокоссовский обзвонил всех командующих армиями, членов Военного Совета, дежурных телефонисток и для каждого нашел теплые, нестандартные слова.

Когда во втором часу ночи он зашел в спортзал, все гости уже были навеселе. Заметив Рокоссовского, Дед Мороз громовым голосом объявил:

— К нам пожаловал на встречу Нового года командующий Донским фронтом, гроза фашистов Константин Константинович Рокоссовский!

Привлекая взгляды гостей, генерал в некоторой растерянности остановился посередине зала. В новой форме, начищенных до блеска сапогах, он казался еще стройнее и выше. Он внимательно оглядел зал, и его взгляд остановился на единственной женщине в этой мужской компании. Та, держа в руках стакан водки, осторожно вышла из-за стола. Он успел рассмотреть ее раскрасневшееся лицо, фигуру. Она была молода, красива. По излишнему румянцу на пухленьких щеках было заметно, что она охотно поддержала не один тост.

— Штрафную Рокоссовскому, штрафную! — звонко говорила писательница Ванда Василевская, стараясь не расплескать содержимое стакана.

— Ванда, дорогая, — взмолился Рокоссовский. — Я такими дозами никогда не пил.

По их поведению было видно, что они были знакомы.

— Такой крепкий и симпатичный мужчина и не может выпить стакан водки? — Она окинула взглядом гостей, ища их поддержки, и продолжала: — Вы когда-нибудь видели такое?

— Нет, не видели! — громче всех воскликнул Корнейчук, муж Василевской. Он уже был в хорошем подпитии.

— Нет, Ванда, не могу! — улыбаясь, открещивался Рокоссовский.

Василевская состроила обиженную гримаску и очаровательно надула губки.

— А если женщина хочет, чтобы вы это выпили. — Она поставила на ладонь стакан. — Тогда как?

— Чего хочет женщина, того хочет Бог, — рассмеялся генерал и взял стакан. — За Новый год! За новые наши успехи в борьбе с фашизмом! За здоровье всех присутствующих на этом вечере! — Он опрокинул стакан водки и, взяв под ручку Ванду Василевскую, подошел к столу.

Он сидел между генералом Телегиным и Корнейчуком. Вскоре зашел разговор о пьесе писателя «Фронт».

— Вы читали эту пьесу? — спросил Корнейчук.

— Да, Александр Евдокимович, читал, — ответил Рокоссовский.

— Мы вместе с ней знакомились, — добавил Телегин. — Ваш командующий Горлов — колоритная фигура. Я таких видел на фронте, которые хвастались, как и он: «Я старый боевой конь. Я не привык ломать голову над картами».

— Так теперь воевать нельзя, — сказал Рокоссовский. — Действовать без размышлений — это явный проигрыш. Мы и так наломали дров в начале войны. Ваша пьеса затронула наши военные болевые точки. Она крепко ударила по нашим ретроградам.

А тем временем праздник продолжался. Гости веселились, рассказывали друг другу истории из своей жизни, сочувствовали друг другу, выслушивали предположения. Несмотря на старания Ванды Василевской придать застолью непринужденность, мужчины продолжали говорить о войне, об открытии второго фронта, о предстоящих боях по уничтожению группировки Паулюса.