— Кто там?
— Это вы, Татьяна Степановна?
— Да я, а вы кто?
— Андрей… Белозеров.
Пропустив гостя и закрыв за собой дверь, седая, изможденная женщина некоторое время смотрела на Белозерова, потом обняла его, заплакала и запричитала:
— Сынок… Сынок дорогой… нет нашей Оленьки, нет… Нет Сашеньки… Нет отца. Я осталась одна…
Андрею стало плохо, губы его побелели. Чемодан выпал из рук и шлепнулся о деревянный пол. Это известие молнией отозвалось во всем теле, клещами сдавило грудь и колющей болью застыло у сердца.
С Татьяной Степановной Белозеров проговорил до самого утра. Она, захлебываясь слезами, рассказала, что Оля с сыном погибла в разбомбленном поезде. С помощью соседей она похоронила их на кладбище, а родственники собрали деньги на памятник. Отец остался где-то в Северном море — его корабль потопила немецкая подводная лодка.
Под утро ветер утих, установилась солнечная погода. Белозеров уложил Татьяну Степановну в постель, поручил соседке-врачу опекать ее и, оставив на столе остаток денег, пошел на кладбище.
Ровно в полдень, по расчищенной от снега дорожке, Белозеров прошел в ворота старинной кладбищенской ограды. Кресты. Памятники. Скульптуры. Скорбные фигуры пожилых людей.
Блестели на солнце, словно покрытые ртутью, стволы деревьев. Желтогрудые резвые птички, с нарядными головками, шныряли в переплете покрытых инеем ветвей и «пинькали» тонкими голосами. Синее небо, прозрачный звонкий воздух, легкий ветерок, как бы сговорившись, придавали кладбищенской грусти особый колорит.
Андрей осторожно открыл калитку, будто боясь нарушить тишину, и подошел к освещенному полуденным солнцем темному гранитному памятнику. На нем были видны фотографии жены и сына.
Молчали деревья, молчала снежная мерзлая земля, приютившая людей, так мало поживших на белом свете. Неутешное горе мужа и отца окутало могилу, угнетало душу, мутило сознание, заставляло сердце сжиматься от боли.
Белозеров уцепился похолодевшими руками за подарки, которые он купил в Москве, и беспомощно опустил непокрытую голову. Мелко вздрагивали его плечи и поседевшие волосы: он беззвучно плакал.
Около часа он стоял перед памятником, затем молча положил на могилу подарки, закрыл калитку и ушел.
Глава семнадцатая
Самолет приземлился на Центральном аэродроме. Еще толстым слоем лежал снег и дул прохладный ветер, но дыхание весны ощущалось повсюду: с крыш свисали ледяные сосульки, на асфальте таял снег, в затишках пригревало солнце.
Для тех, кто прослужил в Красной Армии более четверти века, вид встречающих был непривычным — на плечах у офицеров блестели погоны[35]
.— Куда мы попали? — улыбнулся Воронов, глянув на Рокоссовского.
— К белякам, — засмеялся генерал.
Торжественные и возбужденные встречающие взяли в плотное кольцо героев Сталинграда.
— Паулюс не с вами прибыл? — спросил один из генералов.
— Много чести, — ответил Рокоссовский.
С аэродрома они попали в кабинет Калинина, который вручил маршалу и генерал-полковнику ордена Суворова первой степени.[36]
После церемонии награждения они направились в кабинет Сталина пешком. По дороге, посмотрев на иссеченное ветром лицо Рокоссовского, Воронов сказал:
— Завалиться бы теперь куда-нибудь в укромное местечко, да хотя бы денька три отдохнуть. Ты не против?
— Дельное предложение, — засмеялся Рокоссовский. — Надо внести его Верховному. Я бы проспал, не отрываясь от подушки, более суток.
Когда генерал и маршал вошли в кабинет Сталина, тот против обыкновения не остался за письменным столом, а, не ожидая доклада, торопливо пошел к ним навстречу. На его довольном, сдержанно улыбавшемся лице веселой хитринкой светились глаза.
— Поздравляю вас, поздравляю с успехом, — он подошел к каждому и двумя руками пожал им руки. — Вот так и надо. Замечательно у вас получилась операция. До конца еще не все понимают, какую битву вы выиграли.
После продолжительной беседы Сталин на прощание сказал:
— Константин Константинович, мы даем вам новую задачу. От того, насколько вы успешно ее решите, зависит многое в драке с гитлеровцами. В Генеральном штабе вам все объяснят подробно. Желаю успеха.
Было уже семь вечера. Рокоссовский, выйдя из кабинета Сталина, позвонил в Генштаб. Там ему назначили встречу на одиннадцать часов следующего дня и предупредили, что после беседы придется сразу же убыть на фронт.
Теперь Рокоссовский предвкушал волнующую встречу с семьей. Прямо из приемной Сталина он переговорил с женой, которая, чувствовалось по голосу, едва сдерживала слезы.
Генералу во что бы то ни стало хотелось найти свои любимые цветы. После длительной разлуки с семьей он не мог явиться в дом без букета роз. Но где их в феврале достать, да еще в такое позднее время?
И он решился на отчаянный поступок. В приемной к нему подошел начальник охраны генерал Власик.
— Константин Константинович, я вас поздравляю с успешным завершением операции. Преклоняюсь перед вашим мужеством и талантом.
— Какой тут талант? — Рокоссовский задержал руку генерала. — Полтора года не видел жену, а достать букета роз не могу. За пять роз готов выложить любую сумму, а где купить — не знаю.