Роковая ночь

Она послала за лютней, которая уже была настроена, и сыграла на ней великолепную мелодию из числа иракских, сопровождая свою игру пением; потом взяла барабанчик и исполнила мотив «буселик».

Царь пришел в такой восторг, что забыл о роли невольника. Никогда прежде ему не доводилось слышать подобной музыки и голоса!

— Сударыня, — сказал он, — я очарован вами! Хотя Кулуз и рассказывал мне о вас чудеса, но он не описал вас так, как вы того заслуживаете… — тут Кулуз стал делать ему знаки, чтобы остановить, но тщетно. — Нет, Исхак Маусили, мой музыкант, чей голос и вкус превозносят, не поет и вполовину так хорошо, как вы!

Делара, поняв по этим словам, что под видом невольника она принимала царя, прошептала служанке: «Я погибла!» — и выскользнула за покрывалом. Надев его, она вернулась и стала перед царем, который сказал:

— Прошу вас, сударыня, садитесь, ведь это скорее мой долг — стоять перед вами! Или я больше не ваш раб?

Тут Делара разрыдалась:

— О великий властитель, — говорила она, — я смиренно умоляю проявить ко мне сострадание! Я молода и неопытна, удостойте же меня своего снисхождения, прошу вас!

— Ничего не бойтесь, — сказал ей царь, — и скажите мне, кто вы?

Она назвала себя и все рассказала. После этого Мир Джехан вернулся во дворец.

ОБ ИЗГНАНИИ КУЛУЗА И О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО ПОСЛЕ ТОГО, КАК ОН ПОКИНУЛ ДВОР МИР ДЖЕХАНА

С этого дня Мир Джехан заподозрил своего наперсника в любовной связи с Голандам. Шутка дочери Бойрука возбудила его ревность, и царь не потрудился даже проверить свои подозрения. Уже на следующее утро он приказал, чтобы Кулуза не допускали больше к его особе, и велел передать бывшему поверенному свою волю: пусть немедленно уезжает из Каракорума.

Кулуз, уверенный в своей невиновности, добивался лишь аудиенции у его величества, но, убедившись в том, что это невозможно, подчинился царской воле. Он выступил из города с караваном, который держал путь в Самарканд, в Татарию. Теперь он научился сносить удары судьбы, и ничто более не могло поколебать в нем твердости духа. Все невзгоды он принимал как неизбежное зло.

Вместе с караваном он достиг Самарканда, где и поселился в полном смирении перед неизвестным ему будущим. До тех пор пока деньги позволяли ему хорошо питаться, он не отказывал себе ни в еде, ни в питье, ни в развлечениях. Когда же они вышли, Кулуз отправился к мечети и стал там у стены. Имам этой мечети заметил его и подозвал для расспросов; когда он увидел, что перед ним — юноша умный и образованный, то он стал помогать ему. Таким образом Кулуз получил постоянное обеспечение, которое позволило ему жить безбедно и с удобствами. Он был вполне доволен своим положением.

Так прошло некоторое время, и однажды в эту мечеть зашел помолиться известный в городе купец по имени Музаффар. Увидев там Кулуза, он оглядел его и долго сверлил взглядом; наконец, подозвав, спросил:

— Юноша, чей ты, откуда и чем занимаешься?

— Сударь, — ответил ему юноша, — я происхожу из хорошей семьи. Вместе с родными я жил в Дамаске с детства и до той поры, пока не пришла охота путешествовать. Тогда я выступил в путь и прибыл в Татарию, и вот уже близко к Самарканду на дорогу выскочили разбойники, ограбили меня и убили всех моих слуг.

Купец успокоил его:

— Не огорчайся! Нет худа без добра, — быть может, здесь тебя ждет какая-нибудь удача? Если какое-то дело в нашем городе принесет тебе прибыль, горе в твоей душе уступит место покою. Так что пойдем со мной, оставь эту мечеть!

Кулуз послушался старого купца и пошел за ним. Тот привел его к себе домой, где юноша увидел множество красивых и дорогих вещей: тканей, посуды и украшений. Было здесь и немало исполнительных слуг. Кулуза усадили за стол вместе с хозяином, который велел приготовить самые сытные мясные блюда, сладкие желе и шербеты. После того как хозяин и гость насытились, они еще некоторое время беседовали; поговорив с юношей, Музаффар щедро его одарил и отпустил восвояси.

На следующий день Кулуз вновь встретил в мечети того же купца и опять получил приглашение пойти к нему в гости. В этот раз в доме Музаффара был врач по имени Данешманд, который после обеда отвел юношу в уголок и сказал ему следующее: