– А я тогда сделаю вид, что мне и впрямь безгранично жаль вас! Вы, конечно, совершенно невыносимый тип с ужасными манерами и никуда не годным характером, но даже вы не заслужили такого! Это уж слишком, на мой взгляд. Слишком жестоко.
– Ну, жизнь – она такая, – не стал спорить Мишель.
– А как же справедливость?! Я до сих пор не понимаю, почему хорошие люди в конечном итоге всегда страдают – не подумайте, это я не про вас! – а подлецам всегда всё сходит с рук. Это, хм, впрочем, тоже не про вас, скорее про вашего батюшку и мою маму.
– Да нет никакой справедливости. Жизнь довольно несправедливая штука.
– Но это жестоко!
– Зато это правда. Какой смысл тешить себя иллюзиями? Чтобы потом, когда всё в очередной раз случится не по твоему сценарию, убиваться в отчаянии и сетовать на судьбу? Лучше заранее не ждать от неё никаких поблажек. Так проще. Меньше разочарований в конце.
– Вы удивительно рассуждаете для человека, у которого к двадцати трём годам есть всё, о чём он только может мечтать! – с усмешкой сказала Александра, однако укора в её словах не прозвучало.
– Однако и меня тоже всё это коснулось. Видишь ли, эта несправедливость выбирает своих жертв независимо от их возраста и социального статуса. Беда может случиться с каждым.
– И есть определённая доля иронии в том, что у нас с вами она общая, – сказала Александра, в очередной раз призывая его обратить на это внимание.
"Да понял я это, давно уже понял", – мысленно ответил ей Мишель, но злобный старший брат, нетерпимый и жёсткий, спросил вместо него:
– Где ты ухитрилась познакомиться с моей матерью?
"Похоже, никогда мне не убедить его в том, что мы играем на одной стороне", – с тоской подумала Александра, а сама охотно пояснила:
– У нас в больнице. Алексей Николаевич привёз её с переломами такими страшными, что папин ассистент, тот самый, которого убили недавно, упал в обморок прямо у операционного стола, – взгляд её сделался грустным, когда Саша погрузилась в воспоминания о той самой ночи, после которой она приняла решение стать врачом. – Из докторов никого поблизости не оказалось, их и так-то у нас не слишком много, но в ту ночь и вовсе не было никого, кроме папы. Викентий Иннокентьевич с супругой уехали в Москву, а из медсестёр одна отдыхала после дневной смены, а вторая заболела ещё за два дня до этого и не поднималась с постели. Остальные же жили слишком далеко, за ними попросту не успели бы послать, поэтому ассистировать отцу пришлось мне. Хотя, что значит "пришлось"? Это было моё решение, осознанное и непоколебимое, а мне тогда было всего тринадцать! Но, знаете, когда я посмотрела на неё впервые… что-то у меня в голове щёлкнуло, как будто свет зажгли, знаете? Так иногда бывает, как озарение, что ли… Я посмотрела на неё, и поняла, что если она сейчас умрёт, я никогда себе этого не прощу! Меня не было с ней, когда она падала с лошади, меня не было с ней в дороге, я вообще никогда прежде не видела её, но когда её положили на операционный стол к отцу, я поняла, что ответственна за её жизнь теперь. И, может, я и не была виновата в том, что она так неудачно упала и истекала кровью, но я точно буду виновата, если не смогу её спасти, и смерть её будет на моей совести. Вы можете посмеяться надо мной и сказать, что мне было всего тринадцать лет, а это слишком мало для подобных рассуждений, но, уверяю вас, именно так всё и было.
По Мишелю было видно, что смеяться-то он как раз и не собирается. Наоборот, он внимательно слушал и блистать своим потрясающим остроумием тоже пока не спешил. Тогда Александра решила продолжить:
– Мой нынешний наставник, доктор Сидоренко, как-то сказал, что первый пациент запоминается на всю жизнь. – Он-то, конечно, сказал не совсем так, но повторять Мишелю все пошлости Ипполита Афанасьевича Саша не решилась. – И это чистая правда! Она была у меня первой, пять лет уже прошло, а я до сих пор помню всё, в деталях, будто это случилось только что. И саму Юлию Николаевну я помню очень хорошо. Редкой красоты женщина.
"И вы при этом ничуть на неё не похожи!" – так и хотелось сказать ей, но это прозвучало бы грубо. Тем более, что Волконский тоже был редкой красоты мужчина, только при этом внешнего сходства с покойной матушкой не имел. Странно, но именно теперь, в очередной раз вглядываясь в правильные черты его лица, Саша задумалась – а на кого он походил меньше, на Юлию Николаевну или всё же на Ивана Кирилловича? Признаться, от обоих родителей Мишель не унаследовал абсолютно ничего. Ни светлых волос и невысокого роста Гордеева, ни ярких голубых глаз Волконских. Его кузина, Катерина Михайловна и то больше походила на покойную княгиню, нежели Мишель, хоть она была всего лишь её племянницей, а не родной дочерью.
– Что же ты замолчала? – голос Мишеля оторвал Сашу от размышлений.