А Александра на всякий случай решила обезопасить себя от дальнейших вопросов и, прежде чем он успел в очередной раз усомниться в её словах, спросила прямо в лоб:
– За что вы так не любите Сергея Авдеева?
"Знала бы ты о нём то, что знаю я, ты бы его тоже не любила", – мысленно ответил ей Мишель, но озвучивать свои размышления не стал, лишь хмуро усмехнулся, как всегда, когда слышал это имя. Признаться, соблазн рассказать ей правду был велик, однако Мишель оказался слишком благородным для этого. Поэтому промолчал.
– Я хочу сказать, что бы вы там о нём не думали, это вряд ли заслуженно, – встала на защиту любимого Александра, качая головой в ответ на усмешку Мишеля, с каждым её словом делающуюся всё более и более презрительной.
– Да неужели?
– Что бы вам там не говорили, но он не нарочно!
– Не нарочно что? – на всякий случай уточнил Мишель. Вряд ли, конечно, они думали об одном и том же. Если бы она знала правду, то не говорила бы о дорогом Серёженьке с такой нежностью и любовью! Но проверить лишний раз не помешало. Кто её знает, эту безумную девчонку, может, она и впрямь была в курсе авдеевского ничтожества, но любила всё равно, вопреки всем недостаткам?
Но нет, не знала. Мишель с некоторым облегчением понял это, когда Саша улыбнулась в ответ, и сказала:
– Как это "что"? Познакомил наших родителей, разумеется! А что, у вас были другие причины его ненавидеть?
"Ох", – только и подумал Мишель. То ли у него всё и впрямь было написано на лице, то ли Александра умела читать его мысли. Как бы там ни было, обмануть её оказалось непросто, поэтому пришлось выкручиваться:
– Да. Например, то, что Авдеевы – бывшие крестьяне, ныне живущие на нашей земле на правах законных хозяев. Экая несправедливость!
– Я слышала эту историю, – с невесёлой улыбкой сказала она, прекрасно понимая, что Мишель не всерьёз это. – И по-вашему, такое положение дел – повод относиться к нему предвзято?
– А не можем ли мы поговорить о чём-нибудь ещё? От воспоминаний об этом человеке у меня неминуемо портится настроение!
– Да, конечно, извините, – быстро согласилась Александра. Ей тоже было не по себе, когда она обсуждала своего горячо любимого Сергея с этим бессердечным, жёстким человеком. И тут же, в противовес собственным словам, продолжила: – Просто мне непонятно, за что вы его так не любите?
– Господи, ну а я-то почему должен его любить? – устало спросил Мишель. – Для этого у него есть ты!
Сказал, точно ударил. И вроде бы не грубо, не в укор, и даже без разнообразных пошлых намёков, но всё равно прозвучало как-то холодно. И вновь сердце её замерло, словно в ожидании чего-то… Чего-то, что так и не случилось. Саша рассеянно посмотрела за окно, кивнула в ответ и сказала:
– Да, разумеется.
"Уж не из-за Катерины ли вся эта неприязнь? – бились в голове спутанные обрывки мыслей. – Видимо, там всё не так просто, как Серёжа старался показать! И… господи, до чего же у него приятный голос!"
Это уж было совершенно не к месту, и Александра расстроилась ещё больше. Взгляд её стал рассредоточенным, она не могла сконцентрироваться и не знала, куда деть своё волнение.
– Ты никогда не думала, что твоего отца вызвали на фронт не случайно?
Вопрос, как ни странно, её отрезвил, вернул к действительности. А должно было быть наоборот, ведь Саша до сих пор не могла спокойно думать о случившемся, всякий раз неминуемо доводя себя до истерики бесконечными размышлениями: как он, где он, жив ли он?
Но сейчас, мечась из крайности в крайность, эта тема показалась едва ли не спасительной. Она медленно повернулась к Мишелю и внимательно посмотрела на него, словно бы взвешивая в мыслях, всерьёз ли он, или в очередной раз хочет поставить её на место.
– Подозрительно это всё, – поделился своими умозаключениями Мишель. – Столько времени его не трогали, явно же не просто так? Из-за Леонида Воробьёва, правильно? Он поспособствовал, по просьбе своего брата, твоего драгоценного Викентия Иннокентьевича?
– Я… я не знаю, – искренне ответила Александра.
Никогда прежде она не задумывалась о том, что отца, по-хорошему, должны были мобилизовать ещё в августе четырнадцатого года, когда война только началась. Многие тогда ушли на фронт из их городка, и продолжали уходить в течение всего следующего года, а она с ужасом ждала, когда придут за её дорогим папочкой – ждала и молилась, чтобы этот день никогда не настал. Бог внимал её молитвам целых полгода, но потом…
В самом деле, а почему так долго?
– Я не знаю, – повторила она, озвучив свои мысли.
– Зато я знаю, – ответил Мишель. – Их должны были забрать сразу же. Мобилизация началась в августе, а доктора, особенно военнообязанные, практически никогда не остаются в тылу. Я даже могу назвать тебе имя человека, выправившего для них освободительные документы. Владислав Дружинин. Большой чин в императорском разведывательном ведомстве, бывший начальник Леонида Воробьёва, хороший друг моей матери, и по совместительству мой крёстный.
Эту фамилию Саша слышала впервые.
– Когда призвали твоего отца?
– В феврале.