Она касалась непосредственно Мишеля, и Саше очень хотелось бы знать, с какой стати её это так волнует? Юлию Николаевну убил Кройтор, теперь только и оставалось, что найти его и призвать к ответу, но это точно задача не по ней, она своё дело сделала, и наверняка покойная княгиня благодарна ей за это. Всё остальное – задача самого Волконского, и вряд ли он посвятит её в курс дела, даже когда докопается до правды.
Именно "когда", а не "если", ибо в том, что он доведёт дело до конца, Саша ни на секунду не сомневалась.
"Я ему больше не нужна", – в очередной раз подумала она, с почти детской обидой. И, поджав губы, отвернулась, чтобы он не видел, как она расстроена.
И каково же было её удивление, когда Мишель, спустя несколько томительных минут полнейшего молчания, вдруг обратился к ней.
– А знаешь, что не даёт мне покоя больше остального?
Саша поспешно повернулась к нему, обратившись в слух, внимательная, сосредоточенная и донельзя заинтересованная.
– Что же?
– Ели верить Рихтеру, моя мать боялась Кройтора как огня и всячески избегала с ним встреч, до последнего тревожась, что правда каким-то образом вскроется, и он ей жестоко отомстит. Так?
– Так. По крайней мере, Максим Стефанович сказал именно это.
– Вот с этого-то и начинается самое интересное, – Мишель кивнул, с загадочной улыбкой продолжая глядеть на безоблачный горизонт. – Если она так боялась его, зачем, в таком случае, она возвращалась?
– А она возвращалась?!
Вот это действительно было интересно! Александра высоко подняла брови, с невероятным удивлением глядя на Мишеля, который наконец-то повернулся к ней. Он для начала улыбнулся растерянно, в ответ на её ничего не понимающий взгляд, а затем кивнул.
– Да. И более того, она возвращалась не одна, а прихватив с собой любимого сына. Которого, вроде как, ни в коем случае нельзя было показывать Кройтору, если верить легенде, – он усмехнулся. – Мне тогда было года четыре, или около того. Ни Кройтора, ни Санды, ни кого бы то ни было ещё из окружения моей матери я не помню. Помню только, что ещё тогда эта поездка казалась на редкость бессмысленной – бабушка ждала нас в Софии, а отец звал к себе на побережье в Бургас, где получил очередное задание. Но матушка зачем-то настояла на румынской столице, где не было ни моря, ни гор, ни всего остального, чем обычно привлекают городских жителей заграничные курорты. – Мишель вновь улыбнулся, на этот раз задумчиво. – Вот мне и интересно, какая нелёгкая понесла её назад?
Глава 21. Лучия
Здесь определённо было над чем подумать, но никаких предположений Александра выдвинуть не успела – извилистая дорога у подножия холма привела их к воротам Большого дома. Они были затворены, но сторож, заприметив хозяина, бегом бросился открывать, придерживая рукой котелок на лысеющей голове, чтоб не свалился от совсем не старческой прыти.
Экипаж въехал в широкий, просторный двор и, проехав ещё немного по выложенной мелкими белыми камешками дороге, остановился напротив широкого крыльца. Мишель успел спрыгнуть с сиденья и рассчитаться с извозчиком, а Саша всё продолжала зачарованно оглядывать массивное белое здание, с шестью греческими колоннами вдоль террасы.
Они казались поистине исполинскими, тут и пары человек не хватило бы, чтобы обнять хотя бы одну! А веранда! Внушительных размеров веранда со ступенями из белого мрамора, что так ярко блестел на солнце! Ослепнуть можно, если вовремя не отвернуться! А само крыльцо? Да у них в Басманной больнице крыльцо было меньше раза в три! Неудивительно, что имение называли Большим домом, вблизи он и вправду оказался огромным. А сколько же этажей? Саша приподняла голову и прищурилась – солнце не щадя било по глазам, а поля шляпки были такими узенькими, что совсем не спасали – пришлось подставить ладонь, защищаясь от яркого света.
Этажей оказалось всего три. Не так уж и много, например, у них в городе были и четырёх, и пятиэтажные дома, а Аня Исаева, подруга и коллега, жила вовсе в шестиэтажном, но все эти сооружения казались неизменно ниже, нежели трёхэтажная усадьба Волконских. Наверное, в ней высокие потолки. Господи, до чего огромная!
Мишель не без улыбки наблюдал за Сашиной реакцией в течение нескольких секунд, а когда стало ясно, что выходить из своего зачарованно-любознательного состояния она не собирается, решил проявить инициативу. Подойдя к пролётке, он самым наигалантнейшим образом открыл перед нею дверцу, деликатно покашлял, намекая на своё присутствие, и протянул руку, когда девушка, встрепенувшись, повернулась к нему.
– Прошу, мадемуазель! – смеясь, сказал он, помогая ей спуститься вниз.
– Ох, ты господи боже мой, какие почести! – Александра рассмеялась в ответ, иронию его оценив по достоинству, и вновь повернулась к усадьбе. – Я впервые вижу его так близко! – сказала она Мишелю, стараясь хоть как-то объяснить свой безграничный трепет перед этим местом, чтобы Волконский не счёл её совсем деревенщиной. С грустью Саша подумала, что он наверняка и без этого уже давно не питал лишних иллюзий на её счёт.