Роковое дерево Книга пятая (ЛП)

— Меня тошнит от твоего присутствия, — сказал Берли хриплым сдавленным голосом. — Меня тошнит от одного твоего вида.

— Может, и так, — равнодушно согласился Энгелберт, — но если меня не будет, вам будет еще хуже. Я думаю, так.

Тав, единственный из людей Берли, который хоть немного говорил по-немецки, ухмыльнулся. Берли резко обернулся к нему.

— Думаешь, это смешно?

— Нет, босс, — ответил Тав, сразу посерьезнев. — Но зачем на него наезжать? Хочешь его прогнать?

— Точно, босс, — согласился Кон. — Если бы не булочник, мы бы уже сдохли тут от голода. Этот здоровенный болван — единственная причина, по которой мы до сих пор живы.

— Это жизнь, по-твоему! — рявкнул Берли.

— Полегче, босс, — сказал Кон, поднимая руки. — Я не имел в виду ничего такого.

Берли пристально оглядел своих приспешников. В другом конце камеры Декс и Мэл выбрались из своих гнезд; эти двое ничего не сказали, но по выражениям их лиц было ясно, что они разделяют чувства своих товарищей.

Тем временем Этцель вытащил из сумки колбасу и начал ее раздавать.

— Это тебе, — сказал он, передавая Кону продолговатый сверток. — А это — вам, — вручил каждому его долю провизии.

Берли отказался принять сверток. Подержав колбасу некоторое время на весу, булочник слегка пожал плечами и положил сверток к ногам Его Светлости.

— Думаю, позже ты передумаешь. — Он отвернулся и продолжил разгружать мешок с едой. Свежий хлеб, приплюснутые шарики сыра, несколько пучков моркови и сельдерея, кувшинчики пива, кусочки масла и твердое печенье из кладовой «Гранд Империал». Все это он сложил аккуратной кучкой, а затем объявил: — Лето в этом году выдалось хорошее. Урожай хороший. Скоро у нас будут яблоки и груши, ежевика, овощи и новый сыр. Как смогу, принесу.

— Нет, — сказал ему Берли, выходя вперед. — Больше не приходи. Не хочу я твоей еды… и всяких твоих добрых дел. Слышишь? Вообще ничего от тебя не хочу!

Заслышав возбужденные голоса, ленивый тюремщик приоткрыл дверь и сунул голову в камеру.

— Что тут у вас происходит?

— Пошел вон! — заорал Берли. — Уходи, и чтоб я тебя больше не видел!

Тюремщик шагнул в камеру.

— Этцель, с тобой все в порядке?

— Все нормально, — заверил его Энгелберт. — Я уже ухожу.

Когда он уже подошел к двери, к нему приблизился Тав.

— Не обращайте на него внимания, сэр. Босс есть… как это? Болен, да. Он не то имел в виду.

— Тав! — прикрикнул на него Берли. — Да как ты смеешь извиняться за меня! — Берли шагнул вперед. — Я твой хозяин, собака. Заткни свой поганый рот и отойди от него!

— Босс, он же не виноват. Парень просто пытается нам помочь. — Тав отступил, поднимая руки.

— Полегче, босс. — Кон встал между Берли и Энгелбертом. — Он же ничего такого не имел в виду.

— А ну, на место! — взревел Берли. Он сжал кулак и ударил Кона по голове. Кон отшатнулся. — Ты еще смеешь меня успокаивать?

Ослепленный яростью Берли отбросил с дороги Кона и попытался добраться до Тава. Тюремщик, войдя, грубо отпихнул его в сторону и выпроводил Энгелберта из камеры, а потом быстро захлопнул дверь перед носом Берли.

— Никогда не возвращайся! — неистовствовал Берли. — Слышишь, ты! Никогда!

Шаги удалились по коридору, и Берли, у которого вдруг кончились силы, привалился к двери и сполз на пол. Тав хотел помочь ему встать.

— Отойди от меня, предатель! — прорычал Берли. — Оставь меня в покое. Вы все! Просто оставьте меня в покое!

Позже в тот же день его желание исполнилось. Его людей, его собственных людей перевели в другую часть подземелья. Он услышал, как удаляются их шаги, затем последовал скрип двери и все стихло. Он больше не увидит их.

В последующие дни беспричинная ярость Берли утихла, и в уединенной тишине своей камеры у него было время поразмыслить. Он пришел к выводу, что его гнев оправдан. Это просто реакция на нынешнюю ситуацию. Он долго размышлял об этом, но так и не смог объяснить себе таинственное чувство несправедливости, испытанное им. Это неважно, что было конкретным источником его вспышки, важно общее ощущение несправедливости. Наверное, его обычная терпимость достигла предела, вот он и набросился на несчастного пекаря.

Он удовлетворился этим объяснением и теперь, по крайней мере, мог спокойно спать по ночам. Однако, объяснение оказалось недостаточно надежным, а главное — недолгим. Раздражение утихло, зато на смену ему пришел голод. Он долго сопротивлялся искушению, но в конце концов все-таки пришлось воспользоваться едой, принесенной Этцелем. Пока он грыз хлеб и колбасу, ему пришла в голову мысль, что одной несправедливости маловато для его гнева. Конечно, с ним обошлись несправедливо, но основная причина гнева лежала гораздо глубже.