Вся эта история не поддавалась никакой логике. Но в одном он убедился твердо: сам Дядя остался в дураках не меньше, чем он. А значит, существуют третья сила, выстраивающая свою охоту. Так это или нет, он не мог найти внятного ответа. Тихий привык к ясности в делах, за которые он брался, но в данном случае вся история затянута туманом.
Выйдя из вонючего подъезда, он увидел сидящую на скамеечке женщину лет тридцати. Она рыдала, едва успевая вытирать платком слезы.
— Вот те раз! Ты что же красоту свою проплакиваешь, подружка?
Он присел рядом на край скамейки.
— У вас закурить не найдется? — спросила она сквозь слезы.
— К сожалению, нет. И не пью, и не курю. Могу добрым словом помочь. Я, видишь ли, с детства слезы терпеть не могу и сам никогда не плачу. Руку себе кусаю, когда хреново на душе. Меня так дед мой учил. В наших краях люди редко плачут. Когда грызешься за выживание, то на слезы времени не остается.
— Что мне теперь, глотку ей перегрызть?
— Кому — ей?
— Стерве той, что мужика у меня увела. А у нас ребенок пяти лет. Кобель поганый.
— Ты живешь в этом доме?
— Да нет. К тетке Аксинье ходила ворожить.
— Это дело серьезное. Только я не верю в это шарлатанство. Дурят головы людям. А за своего мужика бороться надо, а не к бабкам ходить.
— Да вы что? К тетке Аксиньи и не такие ходят. Люди в такие передряги попадают, хоть в петлю лезь, и она им помогает. Настоящая колдунья. На всю Москву известна. Нет, я ей верю — Много содрала?
— Сто долларов. Дешевле не берет. Так я, конечно, отдала. Обещала мне, что вернется мой охламон домой, и суток не пройдет.
— А если не вернется?
— Аксинья врать не будет. Ее давно уже спалили бы, а она здесь всю жизнь живет.
— Ну раз вернется, так что плакать, иди и встречай своего прохвоста.
— Нервы уже не к черту. Устала.
Мифодий встал и пошел дальше. Гулял часа два, ел мороженое, покупал газеты, перекусил в какой-то забегаловке и вернулся домой.
Поднимаясь по лестнице, он заметил на двери второго этажа табличку. Ничего лишнего, а только имя — Аксинья.
Постояв немного, Тихий нажал на кнопку звонка. Ждать пришлось долго.
Наконец заскрипели засовы, щеколды, замки, и дверь отворила ряженая цыганка лет семидесяти.
— Ты что же, Ксюша, на сто замков запираешься, а даже не спрашиваешь, кто пришел?
— А я, милок, сквозь дверь твою ауру чую. Ты же не со злом пришел, и я это знаю, вот и открыла. Говори, что надо?
— Может в дом пустишь?
Старуха посторонилась.
Квартира была точной копией той, где жил он, этажом выше. Только ладаном пахло и всякой требухой, вроде дешевого вина.
Зашли в комнату. Она оглядела гостя.
— А ты мужик хитрый. Кто-то обмануть тебя хотел, а ты обманщика перехитрил.
— Хочешь увидеть восторг на моем лице? Не увидишь. Меня удивить трудно.
— Издалече в Москву приехал?
— С края света.
— Садись, погадаю.
— Нет, бабка, я и сам наперед все знаю, а что было, лучше не вспоминать.
Приехал я сюда с миссией — помочь самому несчастному и горемычному. К тебе таких много ходит. Самого несчастного ко мне пришлешь. Я живу прямо над тобой.
Денег с него я брать не буду, так что сама облапошивай. Скажешь, что я колдун навроде тебя и помочь могу. Пару своих хитростей мне расскажи, чтобы я лохом не выглядел. Две сотни тебе за услугу. — Мифодий бросил на стол две стодолларовые купюры. — Остальное с клиента срубишь.
— Слишком ты молод и красив. Ну какой из тебя маг да волшебник?
— Предупредишь минут за десять, и я в старого звездочета превращусь. Это мои трудности. Можешь сказать, что я слепой, но ясновидящий. Не мне тебя учить людям мозги морочить.
— Хорошо, сынок, уважу. Раз ты помощь горемыке предлагаешь, то отказать в этом деле, что грех на душу взять.
— Это ты точно заметила.
Аксинья достала из стола какие-то странные карты.
— Садись. Я тебя в гадание посвящу. Хорошо сработаешь, тебе поверят. Тут важно разговорить клиента, да так, чтобы он этого не понял, а потом его слова перетасовать, как колоду, и обратно ему вернуть. Только не увлекайся, не то споткнешься.
Мифодий присел к столу, а старуха начала поднимать одну карту за другой из общей колоды.
Звонок раздался на следующее утро. Он снял трубку и услышал голос старухи.
— Прости меня, отец. Судьба мне юную девицу привела. Хороша собой, а жизнь вся в шрамах. Страшные люди ее окружают. Помоги несчастной.
— Понял, Ксюша. Мне нужно десять минут на подготовку. И не забудь, я слепой.
Грим был несложным. Он уже сотни раз преображался в слепого бородача. На всякий случай пришлось задвинуть шторы, зажечь свечи, приготовить карты и заранее открыть дверь, чтобы она не могла запомнить его рост. С кресла ему лучше не вставать. На счастье в квартире имелся домофон. Надо понимать, кому принадлежала квартира, и удивляться тут нечему. Стоит подойти к двери, и из тебя сделают решето автоматными очередями. Лучше выяснять детали, сидя в комнате.
Через пять минут телефон вновь позвонил и опять он услышал голос тетки Аксиньи.