Роковое совпадение

Она кажется слишком маленькой, чтобы принадлежать Уилли. Слишком маленькой для любого создания, способного передвигаться на своих двоих. Но мне ли не знать, что это такое! Это я нашел ее, когда копался в растущих у забора одуванчиках. Я сам дал ее Эшли.

— А сейчас она охотится за Дэнни, — говорит Эшли.

Мисс Лидия во время переклички сказала нам, что Дэнни заболел. Мы повесили его фотографию на доску «Что нового», на той стороне, где отмечаем печальные происшествия. После перерыва мы собирались нарисовать ему открытку.

— Дэнни болеет, — возражаю я Эшли, но девочка лишь меряет меня таким взглядом, как будто я самый глупый человек на свете.

— Неужели ты думаешь, что нам скажут правду? — удивляется она.

Поэтому, когда мисс Лидия отвернется, мы — самые смелые: Эшли, Питер, Брианна и я — проползем под забором через лаз, который вырыли собаки и кролики. Мы спасем Дэнни. Мы найдем его раньше ведьмы.

Но мисс Лидия находит нас первой. Она велит нам вернуться в группу, сесть на «скамью шалуна» и пообещать, что мы больше никогда, никогда, никогда не уйдем с площадки. Разве мы не понимаем, что могли пострадать?

Брианна смотрит на меня. Конечно мы понимаем, именно поэтому и пошли.

Питер начинает плакать и рассказывает ей о ведьме, о том, что сказала Эшли. Брови мисс Лидии лезут вверх, как толстые черные гусеницы.

— Это правда?

— Питер врет. Он все выдумал, — даже не моргнув глазом, отрицает все Эшли.

И я сразу понимаю, что ведьма уже добралась и до нее.

Глава 2

Понимаешь одно: такое всегда случается с человеком неожиданно. Будешь идти по улице и удивляться тому, как окружающие могут вести себя так, словно ничего не произошло? Словно Земля не сместилась с оси? Станешь рыться в памяти в поисках знаков и сигналов, уверенный в том, что одно мгновение и — ага! — получишь разгадку. Станешь так сильно молотить кулаками в дверцы кабинки в общественном туалете, что на руках останутся синяки; расплачешься оттого, что кассир при въезде на платную магистраль или на парковку пожелает тебе удачного дня. Станешь мучиться вопросом: «Как же так?» Станешь винить себя: «А если бы…»

Мы с Калебом едем домой, и между нами пропасть. По крайней мере, создается впечатление, что зияющая пустота разделяет нас, — на нее невозможно не обращать внимания, однако мы оба делаем вид, что не замечаем ее. На заднем сиденье спит Натаниэль, сжимая в руке недоеденный леденец, который ему подарила доктор Робишо.

Мне трудно дышать. Все дело в этой пропасти, которая так сильно разрастается, что сердцу не хватает места в груди.

— Он должен нам сказать, кто это, — наконец произношу я. Слова рвутся с губ, словно поток реки. — Должен.

— Он не может.

В этом‑то все и дело. Тупик. Натаниэль не сможет сказать, даже если бы и захотел. Он пока не умеет ни читать, ни писать. Пока он не сможет как‑то сказать — винить некого. Пока он не сможет говорить, нельзя возбудить дело — и сердце разрывается.

— Возможно, психиатр ошиблась, — выдвигает предположение Калеб.

Я разворачиваюсь к мужу:

— Ты не веришь Натаниэлю?

— Я верю только в то, что он пока ничего не сказал. — Он смотрит в зеркало заднего вида. — Не хочу больше это обсуждать. Особенно в присутствии сына.

— Думаешь, если мы будем молчать, все самой собой рассосется?

Калеб молчит.

— Следующий поворот наш, — сухо напоминаю я, потому что Калеб продолжает ехать в левом ряду.

— Я знаю, Нина, куда ехать. — Он поворачивает направо, включает поворот у знака съезда. Но через минуту проезжает мимо съезда на боковую дорогу.