Роковое совпадение

Он делает шаг к судье, так же поступает и Фишер. По давней привычке я тоже делаю шаг вперед, но стоящие за спиной приставы хватают меня за руки.

Судья прикрывает рукой микрофон, чтобы журналисты не подслушали разговор, но я все слышу, даже находясь на некотором расстоянии.

— Мистер Браун, я понимаю, что улики обвинения по этому делу довольно серьезные.

— Ваша честь, откровенно говоря, я не знаю, удастся ли ей добиться оправдательного приговора по причине невменяемости… но я не могу, по правде говоря, просить суд отказать ей в залоге. Она десять лет проработала прокурором. Не думаю, что она собирается бежать, не думаю, что она представляет угрозу для общества. При всем моем уважении, ваша честь, я поделился своими соображениями с ее и моим начальством и прошу суд удовлетворить наше ходатайство и не подкидывать прессе лакомый кусочек.

Фишер с вежливой улыбкой говорит:

— Ваша честь, я бы хотел от себя и своей подзащитной поблагодарить мистера Брауна за его деликатность. Это очень трудный случай для всех заинтересованных сторон.

Мне же хотелось танцевать. Чтобы обвинение отказалось от своего права отклонить ходатайство о залоге — это маленькое чудо!

— Обвинение просит установить залог в полмиллиона долларов. Мистер Каррингтон, что связывает подсудимую с этим штатом? — спрашивает судья.

— Ваша честь, она всю жизнь прожила в штате Мэн. Здесь у нее маленький ребенок. Моя подзащитная с готовностью отдаст свой паспорт и не будет покидать пределы штата.

Судья кивает:

— Учитывая то, что она долго проработала прокурором, в качестве условия залога я запрещаю ей до окончания дела общаться с действующими сотрудниками конторы окружного прокурора округа Йорк, чтобы исключить утечку информации.

— Хорошо, ваша честь, — от моего имени отвечает Фишер.

Тут вступает Квентин Браун:

— В дополнение к залогу, ваша честь, обвинение настаивает на психиатрическом освидетельствовании.

— Для обвинения принципиально, будет это частный или государственный психиатр, мистер Браун? — уточняет судья.

— Мы настаиваем на государственном психиатре.

— Отлично. Я включу это в перечень условий залога. — Судья что‑то записывает. — Но я считаю, что полмиллиона долларов — не такая уж необходимая сумма, чтобы удержать эту женщину в пределах штата. Я назначаю залог в сто тысяч долларов с поручительством.

Дальше все как в водовороте: руки на моих плечах, меня подталкивают назад к камере предварительного заключения; лицо Фишера, который обещает мне, что позвонит Калебу и расскажет о залоге; журналисты в проходах, спешащие в коридор, чтобы позвонить в свои корпункты. Я осталась в компании помощника шерифа, тощего как жердь. Он запирает меня в камере и утыкается в иллюстрированный спортивный журнал.

Я выйду отсюда. Я вернусь домой, пообедаю с Натаниэлем, как вчера и обещала Фишеру Каррингтону.

Я подтягиваю колени к груди и плачу. И позволяю себе поверить, что мне все может сойти с рук.

Когда это произошло в первый раз, они проходили историю о ковчеге. Миссис Фьор объясняла Натаниэлю и остальным, что ковчег — это огромная лодка. Достаточно большая, чтобы на ней поместились они все, их родители и домашние любимцы. Она раздала всем карандаши и листы бумаги, чтобы дети нарисовали любимое животное.

— Посмотрим, что у нас получится, — сказала она, — а потом покажем отцу Глену перед тем, как он начнет рассказывать свою историю.

Натаниэль сидит рядом с Амелией Андервуд, девочкой, от которой всегда пахло соусом для спагетти и всякой всячиной, которая засоряет водосток в ванной.

— А слоны поместятся в лодке? — спрашивает она.

Миссис Фьор кивает:

— Все поместятся.

— Барсуки?

— Тоже.

— Нарвалы?

Это спрашивает Орен Уитфорд, который уже умеет читать толстые книги, в то время как Натаниэль даже не уверен, в какую сторону писать буквы «с» и «з».

— Угу.

— Тараканы?

— К сожалению, — улыбается миссис Фьор.

Фил Филберт поднимает руку:

— А как же святые мухи?

Миссис Фьор хмурится:

— Филипп, это называется Святой Дух, и это разные понятия. — Она задумывается. — Надеюсь, Он тоже там будет.

Натаниэль поднимает руку. Учительница улыбается ему.

— А ты какое животное придумал?

Но он думает совсем не о животных.

— Мне хочется пи´сать, — говорит он, и остальные дети смеются.

Его лицо пылает от стыда, он хватает деревяшку, которую миссис Фьор дает ему в качестве пропуска в туалет, и выбегает из класса. Туалет находится в противоположном конце коридора, Натаниэль посидел там подольше, несколько раз смыл туалет только для того, чтобы услышать звук льющейся воды, и вымыл руки с таким количеством мыла, что мыльная пена в раковине напоминает снежный пик.

Он не спешит возвращаться на урок в воскресную школу. Во–первых, все будут над ним смеяться, а от Амелии Андервуд воняет хуже, чем от крошечных «лепешек» в унитазе. Поэтому он бредет дальше по коридору, к кабинету отца Глена. Дверь кабинета обычно закрыта, но сейчас она приоткрыта настолько, что такой, как Натаниэль, вполне может просочиться внутрь. Не колеблясь ни секунды, он забирается в кабинет.