Роковое влечение

Ни с чем несравнимое чувство для женщины — быть непрерывно желанной, как-то почти по животному, дикому. Могла ли я похвастаться чем-то подобным раньше? До встречи с Антонио? Минутами чудесной близости и пульсирующей боли внизу живота. Ошеломляющими порывами? Иногда Тони останавливает машину посреди трассы, чтобы просто целовать меня, долго глядя в глаза и трогая волосы.

Антонио называет меня любимой на испанском, и от этого я невероятно счастлива, но это уже никакой не секрет. Трогая его руки, там, где самые выпуклые жилы, я и так чувствую его полную принадлежность мне. То, что образовалось между нами гораздо громче слов и признаний.

И вот сейчас я смотрю на палубу, слепну на минуту от нестерпимого блеска неба, моря; от меди на корабле, от железа с отскакивающими снопами солнечных лучей и плачу. Скоро, совсем скоро корабль отчалит, и Тони уже не останется у меня на ночь, не ухмыльнется, приподнимая свою рассечённую бровь.

Такая у него работа. Сложная, нужная, душераздирающая для родных и близких.

Глядя на корабль, мне вдруг до смерти хочется оказаться жутко больной, когда все тело ломит от огромной температуры и абсолютно плевать какое сейчас время года, уволят ли меня с работы, выгонят ли из домика, который я занимаю за зданием гостиницы. Зарыться в одеяло, так, чтобы никто и никогда не нашел меня. Заснуть в одежде на диване, не почистив зубы и не расчесав волосы. Обнять какую-нибудь плюшевую игрушку, прижать ее к себе и не отпускать, зарывшись носом в старую подушку на неделю.

Но это не поможет, Антонио уезжает, и я не могу этого изменить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 45

— Ульяна, там русские постояльцы приехали, поможешь?

Перевожу пустой взгляд на Джу, она что-то спрашивает, но я не понимаю.

Я тоскую по нему постоянно. Не чувствую голода, холода, жары, только иногда жажду и тоску. Мои друзья видят это, особенно Джу. Она все понимает, и не дает советов, потому что они здесь не помогут. Мне нужно одиночество, чтобы все оставили меня в покое, тогда я могу спокойно погрузиться в свою тоску.

Они пытаются развеселить меня. Таскают по местным кинотеатрам, звонят по вечерам, устраивают вечеринки без особого повода. Они хотят, чтобы я не думала о нем. Но как можно не думать о том, кто занимает все твои мысли?

Я не могу смотреть на улыбающихся людей, они так счастливы в своей обычной жизни. Я же всегда сосредоточена, до предела, сконцентрирована, подобно сжатой пружине. Смеюсь только лицом, повторяя за другими, иногда с опозданием, и получается совсем невпопад. Но сил на неловкость нет.

Мне плевать, что обо мне подумают, потому что я хирею на глазах, ничто не приносит мне отдыха.

И даже во сне я тоскую, так как вижу, как отчаливает корабль: огромный, военный, с пушками и флагами. Засыпаю со странным давлением внутри и просыпаюсь такая же — измученная, и тоскующая.

Я не жалуюсь, никогда не вспоминаю вслух об Антонио, и не хочу ни с кем говорить о нем, ибо боюсь, что тут же лопну, как разорванная кровоточащая рана. И люди понимают это. Отвлекают, выискивая нейтральные темы. И все равно мне неприятны обычные жизненные беседы. Будто их жизнь продолжается, а моя нет.

Но сильнее других раздражает Мансур. Он больше не кажется мне забавным, ни единой чертовой минуты. Как только корабль с Антонио на борту отчалил, Мансур приступил к активным действиям, будто дело было лишь в присутствии Антонио на острове. Мне не удается отвязаться от него. И если я появляюсь на его пути, он начинает говорить и улыбаться. Даже отсидка в туалете не помогает. А однажды, когда он произносит невероятную фразу о том, что мужчина должен искать работу рядом со своей женщиной. Мне хочется его придушить. Он выступает, повествуя о том, что это за любовь, от которой так легко отказаться? Я должна радоваться, что избавилась от такого кавалера.

Я резко оборачиваюсь. Вижу его худое лицо, тонкие ручки и омерзительный пушок вместо жесткой бороды и не выдерживаю.

— Что ты, кретин, знаешь о любви?

Я кричу. Истерично, как-то почти ненормально воплю. Все в холле молча смотрят на нас.

— Знаешь, что я отдала бы все твои разговоры за один час с ним? За один единственный час, еще один час!

В комнате стоит абсолютная тишина, а я прячу лицо в ладонях и дрожу, обливаясь слезами. Потому что знаю, что пираты могут раскрыть Антонио в любой момент и убить. Просто провести острием лезвия по горлу и моего Тони не станет.

Я не безгрешна. В тот день, когда я встретила Тони, я все еще любила профессора. Мои друзья любили его. Моя мать его обожала. С ним было легко, я восхищалась его умом. По моей логике мы прекрасно подходили друг другу, и если откинуть его измену, то у нас было очень много общего.