Я ничего не отвечаю, лишь прикипаю взглядом к тому самому камину. Горло сдавливает еще сильнее от солнечного света, струящегося через окна, потому что мягкие лучи преображают это место, делая еще прекрасней. Непрошенные воспоминания предательски сталкивают в омут прошлого. Я будто наяву вижу наши лежащие на шкуре тела, обнаженные силуэты в отблесках огня. От тумана воспоминаний голова начинает тяжелеть и еще сильнее идти кругом, а дыхание вновь сбивается. Я прикрываю глаза, чувствуя себя загнанной в угол. И сделала это я сама, позволив пережитому здесь фантомным следом перекрыть доступ к кислороду. Ответственность за любое мое действие теперь лежит полностью на мне. Однако желание упасть и сдохнуть сейчас предпочтительнее, чем бороться с кем-либо, даже самой с собой.
– Эти стены все помнят, – внезапно говорит Рафаэль, заставляет меня раскрыть глаза и увидеть его с бутылкой в руках. Он тяжело вздыхает и присасывается к алкоголю как к единственному источнику жидкости. А потом, оторвавшись от горлышка, шумно втягивает воздух сквозь сжатые зубы. – Ты тоже. Верно? Тоже все помнишь, – хрипло тянет он, с громким хлопком опуская бутылку на стол, после чего берет меня в плен потемневших, практически черных глаз.
Вот только отсутствие в них блеска напоминает мне о критическом состоянии моего дьявола. И я ощущаю закипающее внутри хорошо знакомое раздражение. Он ведь нарочно привел меня сюда. Одну. Не будь Рафаэль так серьезно ранен, я бы подумала, что он специально все это подстроил. Но винить мне стоит себя. Я снова забылась рядом с ним, поддавшись образам из прошлого, а противостоять и себе, и ему в таком состоянии гораздо сложнее. Ведь сейчас мне хочется сдаться, а он воспользуется этим. Я знаю.
– Помню, – шепчу я, – только все бы отдала, чтобы забыть.
– Самообман – это слабость, Джи. Я думал, ты стала мудрее.
Хмыкнув себе под нос, Рафаэль начинает снимать рубашку, вынуждая меня следовать помутневшим взглядом по забытым тропам его татуировок. Но когда замечаю окровавленное плечо, а ниже глубокую рану в боку, желание огрызнуться на него куда-то испаряется. Столь ужасающая картина мгновенно заставляет меня напрячься от беспокойства.
И о чем он только думал, когда в таком состоянии решил идти пешком?
Еще и умничает стоит!
Разгоряченная сумбурными мыслями, я следую на кухню в надежде найти хоть что-нибудь для обработки ран.
– Ты просто идиот, что не поехал к своему Аллигатору, – бурчу себе под нос, возвращаясь обратно. Вырвав у него из рук бутылку, которую он только что взял, прямо из горла поливаю его открытую рану.
– Твою мать! – сдавленно рычит он.
Конечно, это заставляет меня смягчиться, и уже более аккуратными движениями я промакиваю место ранения. От вида и запаха крови перед глазами все плывет, но я должна ему помочь. Как бы ни злилась, как бы ни ненавидела, сейчас испытываю откровенный страх за жизнь Рафаэля.
Неожиданное прикосновение к лицу останавливает меня, превращая в пыль тревожные мысли. Я поднимаю взгляд и встречаюсь с кривой ухмылкой дьявола, когда он ласково проводит шероховатыми пальцами по моему подбородку.
– За всю свою жизнь не встречал более дикой, упрямой и безрассудной женщины.
– Сомнительный комплимент, особенно от столь же упрямого и безрассудного. Ну как ты с такими ранами решил справляться в одиночку?
Ухмыльнувшись, Рафаэль качает головой.
– Я не один, у меня есть ты. – И, чуть помедлив, добавляет: – И всегда была только ты.
Каждый волосок на коже становится дыбом от нарастающего напряжения между нами, а от его слов в грудь постепенно просачивается покалывающее тепло.
– Лучше бы у тебя была аптечка, – отшучиваюсь тихим шепотом и облизываю пересохшие губы, словно опьяненная тем, что сейчас происходит.
Мы оба нуждаемся в отдыхе. Мозг уже отказывается соображать. И чем скорее я лягу спать, тем лучше будет для меня же.
– В кухне. Правый шкаф от окна, верхняя полка, – помогает мне выбраться из сонного состояния глубокий голос Рафаэля. И только сейчас до меня доходит, что я стою перед ним на коленях, прильнув к мужской руке как изголодавшая по ласке кошка. – Ты устала, ложись отдыхать, я сам справлюсь.
– Нет, я помогу. – И, чтобы не показаться чересчур заботливой, говорю: – Не хочу проснуться рядом с трупом, да еще и в глуши.
Плечи моего дьявола сотрясаются от беззвучного смеха до тех пор, пока его лицо не искажает мучительная гримаса. Молча поднявшись на ноги, я с трудом удерживаю тело в вертикальном положении, но все же заставляю себя следовать на кухню. Взяв коробку с лекарствами, рыскаю в поисках бинта, а вдобавок нахожу антисептический порошок. Приготовив солевой раствор, бросаю в емкость несколько кусков марли и возвращаюсь к Рафаэлю, который вновь присосался к бутылке, словно одержимый.
– Сядь ровно, – отрываю его от горлышка и, отжав марлю, начинаю аккуратно обрабатывать края раны.
– Нужно будет зашивать.
– Поэтому я и говорила, что тебе надо было… – Непроизвольно встречаюсь с его взглядом и начинаю понимать, куда он клонит. – Эм-м, нет, я не возьмусь.