Роковые поцелуи

Такое ощущение, что она соткана из крапивы и пропитана желчью.

– Извини. Я должна быстро решить, какое одеяло взять, – сказала Элеонора. – Выбираю новое, но думаю, что старое лучше, оно мягче.

– Нет, – сказал Ахилл, – не стоит. Послышалось царапанье в дверь, и Элеонора быстро открыла ее. Там стояла вдова с огромным подносом в руках.

– Токайское, – сказала она, поднимая бутылку коричневого стекла в форме луковицы и ставя ее рядом с двумя оловянными кружками, потом она жестом показала на то, что осталось на подносе. – Немного чудесного хлеба – полновесного, заметьте! – и добрый круг сыра «Гауда» прямо из Фландрии. Сейчас вернусь с полотном и водой для вас. – Она смотрела прямо на Элеонору, но при этих словах бросила быстрый взгляд на Ахилла, потом опять посмотрела на Элеонору. – Я подогрею вино для вас. Думаю, вам требуется именно такое.

– Спасибо, фрау Трабен, вы очень добры, – поблагодарила Элеонора и закрыла дверь за ушедшей вдовой. Элеонора подошла к подносу и взяла бутылку венгерского токайского.

– Вкус дома! – Она быстро сломала сургуч и налила топазного цвета вино в две оловянные кружки.

Элеонора глотнула, закрыла глаза, смакуя знакомый сладкий вкус. Позади нее раздался театрально жалостный кашель, Элеонора рассмеялась и чуть не поперхнулась вином.

– Терпение, mein sier, – проворчала она, имитируя рыжеволосого слугу. Элеонора поставила кружки на поднос, взяла его и, пошатываясь, подошла к краю кровати. – Я не так искусна в этом, как ла Трабен.

Она поставила поднос на пол рядом с кроватью, потом села неподалеку, скрестив ноги, но сразу же поднялась, когда хозяйка вернулась с горячей водой, полотном и обычным глиняным тазом. Женщина пожелала им спокойной ночи и удалилась.

– Что она должна думать о нас, – заметила Элеонора, ставя кувшин поближе к огню, чтобы вода оставалась теплой. Потом она вернулась на свое место на полу возле Ахилла.

Ахилл взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

– Она думает о своем гульдене и больше ни о чем. Лицо Элеоноры оказалось рядом с лицом Ахилла. Он привлек ее к себе и нежно поцеловал.

– Разве ты не хочешь попробовать венгерского вина? – с улыбкой спросила она.

– Хочу, – ответил Ахилл и поцеловал ее еще раз. Элеонора неохотно отодвинулась и села на пятки.

– Нет, правда, ты должен выпить что-нибудь. А потом сказать, чего ты хочешь в первую очередь: поесть или чтобы я обработала твою спину.

– Другими словами, – Ахилл глотнул вина и передал кружку Элеоноре, – выбирай между удовольствием и болью. – На мгновение его лицо исказилось, потом он уткнулся в покрывало и пробормотал: – Боже правый!

– Ахилл? – спросила Элеонора, озабоченно хмурясь. – Ты в порядке? Может, твои раны серьезнее, чем они выглядят? Что я могу…

– Ничего. Просто шальная мысль. Удар топора алебарды шальной мысли. Боже правый, Эл, что ты сделала со мной?! Два месяца назад я потерял себя. Не было выбора между удовольствием и болью… Они слились вместе в один большой темный миазм чувства. – Он потер глаза основаниями ладоней, потом уставился на свои растопыренные пальцы. – Единственное, что давало мне знать, что я еще живу, – это мысли о том, что мое единственное искупление на поле брани. Потом ты прошла по тому коридору в замке Дюпейре. Эл, я могу на пальцах пересчитать те дни, когда мы были вместе. Ты разорвала в клочья все мои представления о себе самом. И еще… И еще ты предоставила мне выбор между удовольствием и болью – и вот мой выбор. – Ахилл лежал, откинув голову на покрывало и насмешливо глядя на Элеонору. – Я умираю от голода. Накорми меня, женщина.

Элеонора подвинула поднос ближе и отломила дрожащими руками хлеба и сыра.

– Ты зверски голоден, это хорошо, но я бы сказала, что слишком много мыслей, а не слишком мало пищи. А теперь ешь.

Ахилл хохотнул:

– Я думаю, что самое важное, что я упустил в тебе, – это умение польстить и расположить к себе.

Элеонора положила кусочек хлеба ему в рот. Ахилл прикусил ее пальцы.

– Второе важное, – поправился он. – Полагаю, что добрые братья замуровали бы меня в склепе, если бы знали, какими греховными были мои мысли.

– Ты, должно быть, был вне себя от ярости, когда они захватили тебя.

– Разумеется, я был в ярости, думая о той, которую оставил в постели. – Элеонора покраснела, а Ахилл добавил: – По правде говоря, это идея настоятельницы, чтобы меня схватили.

– Могу в это поверить, – ответила Элеонора, вспоминая приступы ярости, свидетельницей которых она была. Она дала Ахиллу кусочек сыра, но он задержал ее руку и облизал кончики пальцев. – Как… – Элеонора убрала руку, борясь с желанием прикоснуться пальцами к своим губам. – Как они вытащили тебя из комнаты, не разбудив меня? Никто не говорил мне, куда ты ушел… и придешь ли назад…

– Я смотрел, как ты спала, когда они пришли. Ты выглядела спящей богиней, с кремовой кожей и великолепными золотисто-каштановыми волосами на пурпурном бархате.