— Наверное, взяла ещё одного барашка и поехала к начальству, — предположила я.
— Да! И добилась-таки, чтобы должность оставили за ней, — порадовалась за вдову целительница. А потом, хихикая, добавила: — Но так как в ведомстве сначала получили письмо о смерти служащего, то вдове, как оно по закону положено, назначили пенсию. Теперь уважаемая Амина двойное содержание получает. Мало того, она ещё и знахарка местная. Дар у неё с землёй связан. Травки собирает — сборы составляет, знает, как и чем почву обогатить, от злостных сорняков избавить может. Представляешь, какая молодец? К ней чуть ли не каждый месяц свататься приезжают, презрев тот факт, что невесте уже за сорок.
— И что она?
— А я не соглашаюсь, — с этими словами в комнату вошла женщина в тёмном строгом платье простого европейского покроя, но в колоритном местном платке на голове. — Деток мне Всевышний не дал, заботу о чужих брать на себя не хочу. Мачеха, как бы сладко ни кормила, как бы мягко ни стелила, всё равно хорошей не будет. Поэтому я сама как-нибудь со своей жизнью управлюсь, — сказав это, словно точку поставив в неприятном для неё разговоре, женщина поклонилась мне и представилась: — Амина я, маленькая госпожа. Рада буду служить вам.
Меня такая готовность удивила. Мы толком ещё незнакомы, а она чуть ли не клятву верности принесла.
— Не удивляйся, госпожа. Вижу, ты сильная ведунья. Кому, как не ведающей, знахаркам подчиняться? Ты к духам ближе, тебя мать-земля знаниями и силой питает, значит, ты в своём праве казнить или миловать нас, грешных. А то, что лет маловато, так этот недостаток быстро пройдёт, — хозяйка дома ещё раз поклонилась и, приподняв штору, закрывающую дверной проём, пригласила: — Пожалуйте трапезничать, барышни.
Несмотря на мою слабость, Прасковья велела вставать и ходить.
— До стола с моей помощью дойдешь. Съешь и выпьешь, сколько сможешь, а потом назад дойти помогу. Так силы скорее вернутся. Лежать хорошо, но не полезно. Поднимайся!
Под руку с подругой, на слабых ногах доплелась до стула, на который Амина мне подушечку положила. Придвинули к столу так, чтобы не свалилась, даже если захочу, и велели есть:
— Это творог со сметанкой и мёдом. Это лепёшки кукурузные, это ягоды, в меду протёртые. Ешь, госпожа, набирайся сил. И вот отвара из моих травок для начала выпей.
Отвар первой попробовала Прасковья. Понюхала, отпила глоточек и задумалась, перекатывая напиток во рту. Замерла, будто встроенный химический анализатор включился. Глядя на целительницу, вдруг явственно представила, как у неё во рту отвар расщепляется на молекулы и атомы, опознаётся вкус и полезные свойства трав, присутствующих в смеси, их совместимость, польза и вред.
Несколько секунд, и подруга одобрительно кивнула хозяйке дома:
— Отличный сбор, Амина. Как раз то, что нашей девочке нужно.
«Нашей девочке» повторила я мысленно и тут же взбрыкнула: мало мне было Глафиры с Прасковьей, теперь ещё одна нянька появилась — Амина. Но сил на полноценный бунт пока не было, поэтому заткнула себе рот полной ложкой вкуснейшего творога и принялась сосредоточенно жевать.
После отвара, который, по словам подруги, должен восстановить силы, мне безудержно захотелось спать. Подхваченная с обеих сторон под белы рученьки, я в ту же минуту была отправлена в постель, где и уснула, не помню как.
Проснулась я другим человеком. Исчезли слабость и боль в теле, вернулась бодрость, и взгляд на многие вещи изменился. Прежде сбор и обработку миндаля я хотела поручить уважаемому Хайдару, но, отдохнув, поняла, что кандидатуры лучше Амины, мне не найти. Опытная, хваткая, ещё нестарая женщина, самостоятельно управляется с домашним хозяйством, к тому же даром владеет.
В спальне вновь стало сумрачно — я что, весь день проспала? — но из другой комнаты через дверной проём с отодвинутой занавеской падал неяркий свет и доносился негромкий разговор.
— Так и не разобралась, что у них там случилось, — тихо вздохнула Прасковья. — И полицейский тот не понял ничего. Хорошо, что похоронили их по-людски. И всё равно жалко. Похоже, девчонка совсем молоденькая была.
— Молоденькая… Мельник её год назад привёз. Надоело бобылём жить, сосватал сиротку в дальнем селе. Хорошо жили, жена, как птичка, всё песенки пела. Иду, бывало, мимо, а она возится по хозяйству и напевает что-то. Голосок звонкий, чистый, счастливый. Вскоре забеременела. Прибегала ко мне, совета спрашивала, что да как… Но не кручинилась, а радовалась ребёночку. И почему так? Кто теперь скажет…
Я встала, сама прошла, присела к столу. Щурясь на свет и хмурясь от грустной темы, сказала: