Но Роксолане уже смертельно надоела болтовня по поводу ценности подарков, взглядов Повелителя, которых в действительности не было, очереди к нему в спальню, того, чье тело лучше. Где ты, Бартоломео? Где вы, сладкоголосый Нияз, умеющий читать газели на нескольких языках, Зейнаб, знающая столько историй? С вами бы поговорить, а не с этими болтушками, которые скоро все слова, кроме завистливых, забудут.
Она пыталась читать стихи, сначала слушали, потом и от этого стали отворачиваться. Только и знают есть, пить, спать и танцевать. Но танцы все одинаковы – бедрами крутить. Неужели это и ее судьба? За девять лет совсем одуреть можно.
Мысли о доме Роксолана гнала от себя изо всех сил, понимая, что возврата нет, никто ее не выкупит, а душу травить ни к чему. Приходилось привыкать к тому миру, в котором оказалась. Когда-то Нияз, обучавший ее чтению персидских газелей, обронил, что если нельзя мир переделать, то к нему нужно приспособиться, а сделать это легче, если искать не недостатки, а достоинства. Она удивилась:
– Какие достоинства могут быть в неволе?
– И в неволе есть свои достоинства – о тебе заботятся, ни о чем думать не надо. Но ты не о неволе думай, а о том, что не к дикарям попала, а к тем, у кого такие стихи есть. Наша культура иная, чем у вас, европейцев, но она не ниже, а в чем-то и выше. Учись понимать, присматривайся, ищи хорошее. Так легче.
Тогда Настя не со всем согласилась, не все даже поняла. Но прошли дни, и вот теперь убедилась, что ничего другого, кроме как присоединить совет Нияза к советам Фатимы, у нее не осталось. Не все плохо, что непонятно, как не все и хорошо. Если искать плохое, то уж лучше сразу сунуть голову вон в фонтан и не вытаскивать, пока не захлебнешься. Но если жить хочется, то надо постараться найти хорошее и в этой жизни. Она не была согласна идти по трупам, но и умирать тоже. Оставалось жить.
Чтобы хоть чем-то заняться, Роксолана снова прошлась по хамаму, оказалась в третьем зале, где за низенькими столиками на широких деревянных диванах лежали валиде-султан, кадины и сестра Повелителя. Крутиться перед ними не хотелось, и девушка улеглась на высокое мраморное возвышение Гейбекташа, снова спрятав лицо в сложенных руках.
Но полежать не удалось, ею тут же занялась здоровенная черная рабыня. Сильные, ловкие руки принялись растирать, разминать, массировать, выворачивать и снова растирать… Временами было больно, но приятно. Потом рабыня облила Роксолану водой и терла уже грубой рукавицей из козьей шерсти, развела в большом тазу пахучую мыльную пену, взбила ее какой-то метелкой, наполнила этой пеной большой полотняный мешок и… принялась лупцевать мешком Роксолану! Облила чистой водой, потом повторила лупцевание. И так до тех пор, пока мыло в тазу не закончилось.
Девушку уже под пушистой пеной и не видно, Роксолана даже чихнула от попавшего в нос мыла.
Рабыня вымыла ей волосы, хорошенько сполоснула, облила разной водой – то горячей, то ледяной и закутала в сухой горячий пештемал, принявшись другим вытирать голову. Девушка блаженно щурилась, желание осталось только одно – поспать. Теперь понятно, почему в хамам ходят на целый день. Если с утра вот такое испытать, весь день сонной ходить будешь.
Рабыня замотала ей волосы сухим пештемалом, проводила до скамьи, помогла улечься, подложив подушки.
– Спасибо…
Кажется, служанка такого не ожидала.
– Вам что-то нужно, госпожа?
– Нет, больше ничего, я просто поблагодарила. Блаженство…
Рабыня счастливо засмеялась. Как немного человеку нужно! Одна рабыня поблагодарила другую, и все довольны.
Роксолана лежала, блаженно млея в тепле и неге. Не слишком мягко, но это ерунда. Пальчик опущенной руки обводил узоры на ее деревянных сандалиях на толстенной подошве. Сначала не хотела надевать. Но Фатима настояла:
– Ноги обожжешь, там пол горячий.
Пол действительно был довольно горячим, особенно там, где мылась.
И вдруг Роксолана увидела рядом со своими сандалиями другие – украшенные полудрагоценными камнями, щедро расписанные позолотой. Такие могли принадлежать только кому-то из близких Повелителю женщин. Она подняла голову – так и есть, рядом стояла сама валиде-султан! Баня всех уравнивает, но только не турецкая, здесь и ложа разные, и сандалии тоже.
Роксолана поднялась, придерживая на себе пештемал.
– Валиде-султан…
– Кушать хочешь? Пойдем со мной.
Роксолана шла за ней следом, гадая, чем вызвано такое поведение матери Повелителя. Они были чем-то похожи: обе невысокие, хрупкие, легкие в движениях. Глядя на прямую спину щуплой валиде, Роксолана вдруг подумала, что Повелитель наверняка похож на своего отца, потому что все твердят, что он высок ростом. Хотя кто знает, может, это просто лесть маленькому человечку? Наверняка так и есть! И Роксолана решила, что султан невысок и щупл, а льстецы превозносят его стать, чтобы угодить.