Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг

Мальчик мгновение подумал и уже менее уверенно ответил:

– Цепью, как львов и тигров в дедушкином зверинце.

– Цепь на всю империю не выкуешь, силенок не хватит. К тому же львов и тигров самих кормить нужно, а если людей посадить на цепь, кто будет кормить победителя?

Мурад чуть растерялся, но растерянность не в его характере, боднул воздух, насупился:

– А я плеть возьму!

– Можно и плеть, только тысячи твоих подручных с десятками плетей в руках целый народ не удержат. Когда-нибудь он распрямит плечи, и твои плети могут обернуться против тебя.

Стоявшая рядом Нурбану не выдержала:

– Чтобы править и справляться с народом, у султана есть помощники, которые ему все подскажут…

Роксолана лишь скосила глаза в ее сторону:

– Валиде, например…

Наложница намек прекрасно поняла, но отрицать не стала, чуть присела в поклоне:

– … и визири…

Да уж, эта и не отказывается… Роксолана смотрела на маленького Мурада и думала о том, что ему самому никогда не править империей, не потому что очередь не дойдет – мать не даст.

А еще подумала, что если звездочет, однажды предсказавший ей жизнь короче, чем у султана, ошибся, то им с Нурбану предстоит тяжелая борьба за Селима. Нурбану рвется к власти как никто другой, но к власти бестолковой, той, которая позволяет, как вон сказал Мурад, взять плеть в руки, а дела перепоручить визирям.

Это худший из видов правления. Роксолана вовсе не ради этого упразднила гарем, ей хотелось стать Повелителю настоящей помощницей, взять на себя некоторые обязанности, чтобы облегчить его каждодневный труд. Например, часть дипломатической переписки…

Нурбану, если станет валиде, угробит все, чего добивалась свекровь.

Если станет, мстительно подумала Роксолана. Еще неизвестно, кто из шехзаде станет следующим султаном.

А еще она подумала, что Мурада нужно забрать у родителей и воспитывать во дворце, иначе толку из мальчика не будет. На троне Османской империи, столь высоко поднятом предками Мурада, не должен сидеть слабый и послушный даже матери правитель.

Пусть Нурбану возвращается в Манису к Селиму с дочерьми, сын останется у султана. Но для начала следовало сменить учителя, который не учит, а подпевает будущей султанше, какой Нурбану себя считает.

– Муслим-эфенди, думаю, вам одному трудно справляться с принцем, я подберу вам помощника.

Хотела добавить, что истории и уму-разуму Мурада будут учить другие, но, не желая обижать старика, прикусила язык. Добавила другое:

– К тому же ему пора серьезно заниматься верховой ездой и умением владеть оружием и луком. Боюсь, чтобы вернувшись из похода, Повелитель и шехзаде Селим не укорили нас в упущенном времени.

Мурад взвизгнул от радости, Нурбану поджала губы. Наложница умна и прекрасно поняла, против кого именно направлен этот выпад.

Но Роксолана была права, оставлять в таком виде образование и обучение воинской науке принца Мурада нельзя, ему восьмой год, пора учиться серьезно. Обрезания еще не было, мешала занятость и болезнь Повелителя, но разве без него некому подумать о Мураде?

Мальчику не уделялось должного внимания, потому что его отец шехзаде Селим не ждал от будущего ничего хорошего, теперь все иначе, теперь Селим наследный принц, а его сын в свою очередь наследный внук.

Муслима-эфенди снедали два противоречивых чувства: облегчения оттого, что с него снимали часть тяжелой нагрузки и ответственности, и обида, что отодвигали в сторону. Он уже немолод и, конечно, не сможет носить с принцем по лесам и полям верхом, и стрелять из лука не может, но что если и урокам истории станет обучат кто-то другой?

Султанша подлила масла в костер обиды эфенди:

– Нужно проверить, что знает, и чего не знает принц, чтобы понять, как его обучать дальше, – она сделала знак Нурбану следовать за собой и уже в коридоре продолжила (ни к чему Мураду слышать разговоры взрослых), – у великого завоевателя Тимура внуков воспитывали не матери, а бабушки. Причем он отдавал царевичей не родным бабушкам, а другим своим старшим женам. Тимур считал, что родная бабушка, как и родная мать, вырастят из мальчика избалованного и никчемного неженку, а неродные будут стараться, чтобы показать свое умение воспитывать настоящих принцев.

Нурбану настороженно смотрела в спину свекрови, что султанша хочет этим сказать?

В Биледжике покои не так уж велики, от комнаты, где Муслим-эфенди учил принца, до покоев Роксоланы несколько шагов, здесь даже яшмак редко откалывали, кроме разве самой султанши, которой по возрасту уже нечего скрывать от взглядов мужчин. Но и чужих мужчин не допускали…

Султанша и ее невестка уже вошли в комнату самой Роксоланы, она сделала вид, что не замечает неловкость Нурбану, вынужденной согласно правилам остановиться у двери в ожидании разрешения пройти дальше. И хотя проходить особенно некуда, это не дворец, даже два шага, которые Нурбану могла сделать вперед, но вынуждена не делать, много значили, они показывали положение наложницы.

Роксолана усмехнулась: