В течение десяти лет после 1729 года Уолпол энергично боролся за предотвращение войны. В упомянутом году договор, подписанный в Севилье, претендовал на урегулирование всех противоречий, восстанавливая условия торговли в том виде, в каком они существовали четырьмя годами раньше, и предусматривая, что 6 тысяч испанских солдат должны оккупировать территорию Тосканы и Пармы. Уолпол доказывал англичанам, что война лишит их торговых привилегий, которыми они уже пользовались в испанских владениях. Между тем он постоянно вел переговоры с Испанией, добиваясь уступок и гарантий от убытков, что могло бы успокоить недовольных англичан. В середине этого периода вспыхнула Война за польское наследство. Свекор французского короля Станислав Лещинский (его дочь, Мария, была женой Людовика XV) выступал одним из претендентов на польский престол. Австрия поддерживала его соперника, саксонского курфюрста Августа III. (Автор «забыл» про Россию, войска которой разгромили армию французского ставленника Лещинского (и на польский трон был посажен Август III), который был изгнан, как и поддерживавшая его французская эскадра. –
Но в то время как Уолпол бросил австрийского императора, его самого предал союзник Флёри. Вступив в открытый союз с Испанией против Австрии, французские власти согласились на секретную статью, направленную против Англии. Она заключалась в следующем: «Когда это будет служить на пользу обеим странам, злоупотребления, вкравшиеся в торговлю, особенно через англичан, будут устраняться. И если англичане будут возражать, Франция ответит на их сопротивление всей своей мощью на суше и на море». «И это соглашение, – как указывает биограф лорда Хоука, – было заключено в период сокровенного и явного союза с самой Англией»[78]
. «Так политика, против которой Вильгельм III призвал вооружиться Англию и Европу, наконец восторжествовала». Если бы Уолпол знал об этом секретном соглашении, то воспринял бы его как дополнительный аргумент в пользу мира, потому что острая политическая проницательность предупреждала его о существовании опасности даже тогда, когда ее еще не было видно. Он говорил в палате общин, что, «если бы испанцы не подстрекались извне державами более мощными, чем сама Испания, они никогда бы не отважились на оскорбления и ущерб, который был доказан в ходе парламентских дебатов», и выразил мнение, что «Англия не готова воевать с французами, да еще с испанцами в придачу».