Роль морских сил в мировой истории

Не теряя из виду ни одной части своего плана, Шуазель, укрепляя морскую и военную мощь Франции, уделял особое внимание союзу с Испанией, искусно поощрял и содействовал усилиям этой страны на пути развития под властью Карла III, лучшего из королей Бурбонской династии. Сохраняющийся альянс с Австрией поддерживался, но надежды Шуазеля были в основном связаны с Испанией. Работа ума и проницательность, разом обратившиеся на Англию, это средоточие вражды против Франции, оправдывалась и освещалась всем ходом Семилетней войны. Испания была самым надежным и сильным (благодаря эффективному управлению) союзником. Непосредственное соседство и расположение портов ставили Францию и Испанию, как морские державы, в особенно выгодное положение. Их альянс, продиктованный здравой политикой, семейными связями и справедливым страхом перед морской силой Англии, был для Франции еще более достижимым в связи с недавними и все еще не пережитыми обидами, которые продолжали терзать Испанию. Гибралтар, Менорка и Флорида все еще оставались в руках Англии, и ни один испанец не мог чувствовать себя спокойно, пока не будет смыт этот позор.

Легко предположить, и это подтверждают французские историки, что Англия с беспокойством следила за усилением французского флота и с удовольствием ослабила бы его в удобное время. Однако сомнительно, чтобы она желала из-за этого начинать войну. В годы, последовавшие за Парижским миром, ряд сменяющих друг друга кабинетов министров, ориентированных в основном на внутреннюю политику или незначительные партийные мероприятия, стал причиной того, что внешняя политика страны стала являть собой разительный контраст энергичному, властному, но честному курсу Питта. Внутренние неурядицы, за которыми последовали большие войны, и прежде всего конфликт с североамериканскими колониями, который начался в 1765 году с хорошо известного закона о гербовом сборе (закон об обложении гербовым сбором всей судебной и коммерческой документации, периодических изданий, памфлетов и т. п. – Ред.),

сомкнулись с другими причинами, чтобы парализовать Англию. В годы, когда Шуазель был министром (в 1758–1761 годах – министр иностранных дел, в 1761–1766 годах – военный и морской министр, в 1766–1770 годах – военный министр и министр иностранных дел. В 1758–1770 годах Шуазель являлся фактическим руководителем внешней политики Франции. – Ред.),

как минимум дважды предоставлялись удобные случаи, которые решительное, готовое к действию и не слишком щепетильное правительство могло бы легко обратить в повод для войны. Тем более что эти случаи касались той самой морской силы, которая для Англии более, чем для других стран, является объектом справедливой и ревнивой озабоченности. В 1764 году генуэзцы, уставшие от безуспешных попыток овладеть Корсикой, снова попросили Францию занять порты, где размещались их гарнизоны в 1756 году.

Корсиканцы тоже направили во Францию посла с целью ходатайствовать о признании независимости острова с учетом их готовности платить такую же дань, какую прежде они уже платили Генуе. Последняя же, чувствуя, что не способна вернуть себе остров, решила в конце концов частично уступить его. Сделка приняла форму официального разрешения королю Франции пользоваться суверенными правами на всей территории и в гаванях Корсики в качестве гарантии выплаты ему долгов республикой. Эта уступка за ширмой такой гарантии с целью прикрыть усиление Франции в глазах Австрии и Англии напоминает навязанную и плохо скрытую сдачу Кипра Англии девять лет назад (в 1878 году. – Ред.)

 – сделку, возможно, столь же окончательную и далекоидущую, как и в случае с Корсикой. Англия выразила протест, и в довольно резкой форме, но, хотя Берк говорил, что «Корсика как провинция Франции ужасает», только один член палаты общин, отставной адмирал сэр Чарлз Саундерс, решился сказать, «что лучше начать с Францией войну, чем согласиться, чтобы она владела Корсикой»[107]. Учитывая признанные тогда интересы Англии в Средиземноморье, очевидно, что не следовало допускать, чтобы такой удобно расположенный остров для воздействия на побережье Италии и сдерживания активности морской базы на Менорке, как Корсика, перешел в руки могущественного хозяина, если страна была готова и стремилась к войне.

В 1770 году между Англией и Испанией снова возник спор относительно владения Фолклендскими островами. Не стоит останавливаться на существе претензий сторон в отношении того, что представляло собой тогда скопление голых островов, лишенных как военных, так и природных выгод. И Англия, и Испания имели там поселения, над которыми развевались национальные флаги. В английском поселении командовал капитан флота. В июне 1770 года перед этим поселением, называвшимся порт Эгмонт, неожиданно появилась оснащенная в Буэнос-Айресе испанская эскадра из 5 фрегатов с 1600 солдатами на борту. Горстка англичан не могла оказать этим войскам серьезного сопротивления. Обменявшись с испанцами несколькими выстрелами в знак защиты чести флага, они капитулировали.